Читаем Смерть во спасение полностью

   — Но зачем это Гуюку? — удивился Александр. — Если Батый столь ласково принял отца нашего и старшим над нами всеми назначил, то зачем тогда в Каракоруме убивать русского князя? Вряд ли бы Туракине эта, хоть она и мать великого хана, отважилась пойти против его брата, который имел больше преимуществ занять золотое кресло властителя, но уступил, и ханша должна быть ему благодарна. Чуешь, о чём я, воевода?

Гундарь непонимающе смотрел на него.

«А сын-то посмышлёнее отца будет», — отметил Ярославич.

   — А суть-то в том, что отца отравили по приказу Батыя, — задумавшись, ответил он. — Иначе зачем вообще его отправили в Каракорум?.. Ведь туда ездил Константин. А что, правитель Сарая так уж был любезен с отцом?

   — Да нет, он его каждый день унижал, втаптывал в грязь, Всеволодович хотел уж руки на себя наложить, и вдруг в последний день Батыя словно подменили, Ярослав вышел от него сияющий и счастливый. Я даже глазам своим не поверил!

   — Понятно, — вздохнул Александр.

   — Что понятно, ваша светлость?

   — Что отца отравили.

   — Кто?!

   — Ханша. Кто ещё. Батый же в Сарае остался, так?

   — А как же!.. Так всё-таки она, выходит, гадюка, позлодействовала?

   — Выходит, она.

Великим князем выбрали младшего из Всеволодовичей, Святослава. На семейном совете на этом настоял Александр, заявив, что родовой закон, по которому власть всегда передавалась по старшинству, нарушать нельзя, потому младший брат отца и должен занять место великого князя.

Святослав, хоть и был на три года помладше Ярослава, однако здоровьем не блистал и без слуг даже не мог взойти в дом по ступеням. Его мучила грудная жаба, он время от времени начинал задыхаться и сваливался в обмороке, посему братья выслушали героя Невского без видимого восторга, но возражать ему никто не осмелился. Дядя же, не желая ссор между ним и племянниками, раздал каждому по уделу, сообразуясь с волей Ярослава, каковую тот изложил в грамоте перед отъездом в Каракорум, точно предчувствуя, что может оттуда не вернуться. Лишь об Андрее великий князь в грамоте никаких просьб не оставил, и Святослав предложил ему княжить в Переяславле, бывшей вотчине отца, но тот лишь скислил лицо, нахмурился и ничего не ответил, всем недовольным видом показывая, что его в чём-то обошли.

После поминок дядя призвал к себе Александра, дабы перемолвиться наедине, налил ему медку, но Ярославич отказался. Он, и поминая отца, выпил только черничного киселя да съел сладкой каши, а чашу с мёдом лишь пригубил.

   — Я обеспокоен настроением твоего брата, — хлебнув медку и не скрывая своей тревоги, заговорил дядя.

— В душе он, видно, считает, что его обделили. Боюсь, как бы беды не было! Я знаю, что Ярослав любил его, может быть, он и обещал ему Владимир и великое княжение, потому братка твой и остался недоволен. Как считаешь? — выспрашивал Святослав.

   — Покуксится да успокоится, — вздохнул Ярославич.

   — Если б! — у Святослава задрожали, губы. — Я слышал, он в Орду вознамерился ехать.

   — Ишь ты!..

Александр тотчас переменился в лице, задумался. Тут монголы с татарами продыха не дают, не хватало им только друг с дружкой передраться. Андрей за эти несколько дней не нашёл времени переговорить с ним наедине, словно и не хотел этого. Похороны тому благоприятствовали: можно было спрятаться за маской скорбного молчания, но старший Ярославич чувствовал, что душевный разлад между ними стал ещё глубже.

   — Поговорил бы ты с ним! — с мольбой произнёс дядя.

   — О чём? О том, что нельзя родовой закон рушить? Или тебя забижать? — не выдержав, вскинулся новгородский князь. — Так он не дитя, чтоб такие истины ему втолковывать!

   — Какая муха тебя укусила?!

   — Извини, дядя, жена у меня болеет, совсем худо! Отощала так, что просвечивает вся...

   — Лекари-то что?

   — А что они? Поздно, говорят, — он шумно вздохнул, проглотил комок, вставший в горле, но слёз сдержать не смог.

Отвернулся, опустил голову. Святослав подошёл к нему, сжал за плечо.

   — Мужайся, ты же герой у нас.

   — И у героев свой запас есть, он не вечен...

Александр поднялся, взял ковш с мёдом и, не отрываясь, выпил. Святослав молчал, скорбно покачивая головой. Нос у него покраснел от переживаний и свисал мокрой каплей.

   — Просто всё одно к одному: мать диким криком два года кричала и на моих глазах угасла, жена оказалась при смерти, а теперь вот отец! Мне легче с тремя полчищами татар сразиться, нежели такое переносить.

Святослав понимающе кивнул, вытащил ширинку из кармана и шумно высморкался.

   — Но с Андреем ты всё же поговори, он должен тебя послушать. Я для него, сам ведаешь, не указ. А повторять нам ту страшную брань моих старших братьев, какая у них промеж собой вышла, только татар тешить. Тебя тогда ещё не было, а я ту битву при Липице хорошо помню!

Он нахмурился, опустил голову.

   — Ладно, потолкую. Ныне же и выскажу всё.

Новгородский князь поднялся, собираясь уходить.

   — Погоди! Из Галича сродственник моего боярина прискакал. Князь Даниил хочет с папой римским верой единиться. Тот ему королевскую корону за то пообещал...

Александр резко обернулся, словно не веря сказанному, но Святослав с горечью покачал головой:

   — Вести верные...

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза