Смерть во спасение

Ярослав не лгал. Среди шумной толпы монголов, китайцев, тангутов, корейцев, жёлтых, тёмных, светло-кофейных встретить приятное европейское лицо да ещё знающее русский язык показалось чудом.

Ярко-золотистый шатёр папского легата был самый нарядный в городке гостей. Карпини торчал здесь уже больше двух месяцев, с унынием наблюдая за однообразными пирами, где реками лилась лесть и хвала хану, а кормили отвратительной копчёной кониной и поили мутной вонючей аракой, от которой тошнота прихватывала на шестой секунде и требовалось немалое искусство и крепкие брюшные мышцы, дабы не нанести страшное оскорбление праздничному столу Гуюка. Римский посланник дважды встречался с ним и с его матерью Туракине, в отличие от сына яркой и полнотелой, одетой всегда в яркие дорогие одежды, и вёл с ними продолжительные беседы. Иннокентий Четвёртый повелел монаху договориться с Гуюком не только о мире, но и о взаимной пользе. Папе хотелось, чтобы великий хан помог перевести Русь в католичество, обещая за это с помощью веры держать русский народ в повиновении и уважении к монголам.

Однако случилось непредвиденное. Гуюк, выслушав нежно журчащую речь посла, неожиданно поднялся и тягучим голосом заговорил о том, что через год он намерен двинуться в Европу, воевать сначала Венгрию, Польшу, а потом 18 лет и другие королевства, с тем чтобы привести их под свою руку. И вот тогда-то папа ему самому понадобится, дабы речами и проповедями усмирять гордость итальянцев, франков, испанцев и других народов.

   — Я, быть может, освобожу вас от дани и оброка, если вы окажетесь способны отвлекать презренную чернь от бунта и возмущений! — заявил хан, и все монголы, присутствовавшие в зале во время беседы, дружно зацокали языками.

Гуюк, носивший постоянно мрачную маску, надменно глядел перед собой. Двое слуг вывесили большую карту Европы. К немалому удивлению Карпини, она оказалась довольно точной в определении границ, названий областей и провинций.

   — Мы сначала завоюем Рим, потом Париж и Мадрид. Я думаю, папа не захочет, чтобы вечный город был превращён в груду развалин, подобно Бухаре и Самарканду, этим жемчужинам Востока! — нахально заявил великий хан и, взглянув на Карпини, еле заметно улыбнулся. — Бог правит на небесах, а я на земле. Так и передайте папе!

Гуюка даже повеселило вытянувшееся от услышанных вестей лицо монаха, и он долго не отводил от него надменно-любопытного взора, точно впервые наблюдал столь редкостно глупого посла.

Для легата этот оскорбительный вызов был подобен громкой пощёчине. Оставалось лишь встать и уйти. Но Карпини всегда отличался мудростью. Он понимал, что прибыл в страну варваров, где не существует даже законов гостеприимства, и его смерть останется незамеченной в шумном балагане, а в Риме лишь огорчённо вздохнут, если он не вернётся. Потому пострадает только он сам. И он смирил гнев, решившись уехать через несколько дней, но, услышав о приезде русского князя Ярослава, задержал свой отъезд.

Плано Карпини потчевал князя сыром, горячим просом, белыми тонкими лепёшками, похожими на блины, и красным вином, извиняясь, что за два месяца нахождения в Каракоруме использовал все привезённые запасы, поскольку не в состоянии есть жёсткую копчёную конину.

   — Меня самого от неё воротит, — рассмеявшись, признался Всеволодович.

Они разговорились, и монах выложил то, для чего поджидал русича.

   — Нам надо объединяться, князь, спасать нашу общую веру в Иисуса. Папа встревожен тем нашествием, какое предпринял Батый по вашей земля и вторгнувшись в пределы Европа. Идеально было бы устранить те коллизий, какой существуют в проведении наших служений. У нас есть один Бог, Иисус Христос, одна вера, а маленькие споры, как означать те или иные священный симболь, только разъединять наши христианские народы. Мы все един в этой вере, все дети Христовы, и ныне нужно понимать друг друга, строить одни ратные силы, чтобы прогонять их, правда? — произнеся последние слова, Карпини сотворил суровое лицо и кивнул в ту сторону, где находился дворец Гуюка.

Ярослав не возражал. Он понимал, что в одиночку им не справиться, но, объединив силы крестоносцев и русских дружин, можно будет прогнать со своей земли ненавистных монголов.

   — Сейчас мы должны создать такое крепкое на весь мир братства, какое этим подлым дети степи не порушить! — продолжал Карпини. — Ваш бедные людины много претерпели от варваров и нуждается в помощи сильных друзей-единоверцев, а потому и всех верующих будет легче убеждать сделать христианскую, нет, христь-ян-ски-е святыни едиными для всего, нет, для всех!

Великий князь согласно кивнул головой. Он с детства не отличался большой набожностью, доверяя чаще мечу, нежели святому слову. И сейчас в словах монаха вдруг узрел то спасение, о котором думал всё это время: чем быть растоптанными дьявольскими копытами диких степняков, так лучше соединиться и укротить огнедышащего змея.

Карпини наполнил серебряные кубки сладким вином.

   — Хорошее вино! — похвалил князь.