Смерть в подземке

Превозмогая себя, он снова начал вставать, но тут на голову ему посыпалась потревоженная кем-то земля. Посмотрев наверх, он поначалу не поверил своим глазам: там, на краю ямы, с каким-то странным, болезненным любопытством глядя на него, стоял не убийца в темных очках, а его школьный друг и работодатель Андрей Викторович Вышегородцев собственной персоной. Его тонкое кашемировое пальто было расстегнуто, левая пола испачкалась в земле; на руках были кожаные перчатки, а на переносице поблескивали золоченой оправой очки, которые он надевал крайне редко, но сегодня надел, словно затем, чтобы сослепу не проглядеть что-нибудь важное или просто любопытное.

Петру Кузьмичу пришло в голову, что этим любопытным зрелищем может являться он сам, но он усилием воли прогнал малодушную мысль: это был тот уникальный случай, когда даже ему, холодному, принципиальному скептику, до смерти хотелось поверить в чудо.

— Андрюха? — возясь на дне ямы, прохрипел он. — Помоги выбраться! Видишь, рука…

Вышегородцев молча достал сигареты, сунул в зубы сразу две, прикурил, щелкнув золоченой зажигалкой, сделал пару длинных затяжек, раздувая угольки, и небрежно уронил одну из сигарет в яму.

— Покури, — предложил он. — Покури, покури, твоя борьба за здоровый образ жизни уже не имеет смысла.

Сам он курил быстрыми, жадными затяжками, не скрывая владевшего им лихорадочного возбуждения. Не отрывая взгляда от его хищно заострившегося лица, Петр Кузьмич ощупью отыскал подле себя тлеющую сигарету и затянулся, чувствуя на губах железистый привкус глинистой земли. Вкуса табачного дыма он не почувствовал, да и курить ему не хотелось. Он просто пользовался предложенной отсрочкой, следуя истине, в незапамятные времена вычитанной в какой-то книжке: каждое следующее мгновение распускает перед нами павлиний хвост вероятностей, и одна из них может все изменить, оказавшись спасительной.

— Что это значит? — спросил он. — Сдается мне, ты задумал что-то не то.

— Самое то, — возразил Вышегородцев и с силой выдул дым в сторону Стрельцова. — Ты не хуже меня знаешь, что целое всегда ровно вдвое больше половины. Сам ведь давеча признался, что не прочь меня пристрелить. Так что с точки зрения морали и нравственности во всем этом нет ничего предосудительного. Просто я успел раньше, вот тебе и досадно.

— Ты в своем уме? Андрюха, это же я! Мы ведь…

— Мы себе давали слово не сходить с пути прямого, — скороговоркой продекламировал Вышегородцев и, отлепив от губы окурок, стрельнул им куда-то в сторону, — но так уж суждено…

— Да погоди ты петь! — Петр Кузьмич лихорадочно завозился в яме и встал, привалившись здоровым плечом к земляной стенке и обхватив рукой раздробленный локоть. Болело нестерпимо — так, что хотелось не разговаривать, а дико орать на весь лес; голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, но он терпел: сейчас было не время падать в обморок. — Что происходит, черт тебя дери?! Как ты снюхался с этим… — он раздраженно дернул подбородком, указав им примерно в том направлении, откуда прибежал минуту назад, преследуемый убийцей в темных очках.

Вышегородцев коротко, криво усмехнулся.

— А знаешь, чем он меня купил? — сказал он. — Знаешь, в чем между вами главная разница? Он никого и никогда не убивает бесплатно, ради собственного удовольствия. И он тебя не трогал, пока не нашел человека, который согласен за тебя заплатить.

— И этот человек — ты, — без вопросительной интонации произнес Стрельцов.

— Ну, разумеется! Разве не ты меня учил: если драки не миновать, бей первым? Ты заигрался, Петруччо, совсем опьянел от крови, а мне как-то неуютно жить, все время чувствуя у себя за спиной голодного вурдалака. Кроме того, как я уже сказал, целое лучше половины.

— Ты просто дурак, — все поняв, но по-прежнему не в силах поверить, что все закончилось так быстро и нелепо, устало произнес Петр Кузьмич.

— А ты умный, — парировал Андрей Викторович, вынимая из кармана пистолет. — И именно потому, что такой умный, сидишь сейчас в яме. Ты слишком старательно заметаешь следы, мон шер Пьер, и у меня нет желания ждать, когда ты решишь, что я тоже представляю опасность, потому что слишком много о тебе знаю. Чтобы тебя немного утешить, скажу: на этот раз все будет по-честному, без инсценировок. Ты уже не воскреснешь, старик.

— Поглядим, — сквозь зубы ответил Стрельцов.

— Дискуссия окончена. Ты уволен, — сказал Вышегородцев и выстрелил.

Из ямы послышался глухой шум падения, и наступила тишина. Андрей Викторович посмотрел на распростертое внизу тело, прицелился в окровавленную голову и бессильно уронил руку с пистолетом. Его вдруг замутило, ноги стали ватными, руки перестали слушаться. Вялым движением бросив пистолет в яму, он поспешно отошел на несколько шагов, чтобы самому не упасть следом.

Наемник стоял в сторонке и спокойно курил, равнодушно поблескивая темными стеклами очков.

— Все? — спросил он негромко.

Андрей Викторович кивнул:

— Все.

— В таком случае, может быть…

Наемник красноречиво подвигал сложенными в щепоть пальцами, намекая, что соловья баснями не кормят.