В Пахлави меня встретил друг. Мы поехали вдоль берега, так близко к воде, что иногда волны закатывались под машину, и тогда шлейф брызг вылетал из-под колес. Влажный песок был тяжелым, как снег. Стемнело, за дюнами в сумраке и тумане прятались джунгли Рашта. В тумане светились огни, горевшие в открытых хижинах, там под низкими соломенными крышами сидели гиланские крестьяне – в свете красноватых ламп можно было разглядеть их призрачно-бледные, малярийные лица. Ветер трепал деревья, иссохшие за лето, а теперь сбрасывавшие листву. На торговых улицах деревень было светло: там в каждой лавке горела лампа, пекари стояли в свете своих круглых печей и бросали румяные лепешки на скатерти для просушки. Продавались дыни и баклажаны, фиолетовые и темно-зеленые, и еще сотни видов овощей и приправ. Продавалась водка и арак в белых бутылках. Торговцы безмятежно сидели на корточках за корзинами с товаром.
Мы заночевали в Раште. На следующий день дождь не перестал. Мы поехали вверх по долине реки Сафид-Руд к перевалу Казвин. По ту сторону перевала открылась равнина, на ней – оазис с городом Казвин. За разноцветными воротами этого города снова тянулась равнина, на юг до самого Тегерана.
Край света —
Иногда мы называем эту долину «Краем света», потому что она лежит намного выше всех плоскогорий мира и может вести только в неземное, нечеловеческое, к чему-то такому, что касается неба – то есть только к пирамиде гигантской горы. Она запирает выход из долины; если пытаться приблизиться к ее телу, покрытому полосами снега, то гора, далекая, как Луна, остается такой же прекрасной.
Я сказала: выход из долины, то есть получается, что она всё-таки куда-то ведет? Что ее воды куда-то стекают? Пастухи показывают жестами: направо, огибая подножие Дамаванда. (Каких размеров это подножие? Интересно, там, внутри, куда течет вода – там еще горит огонь и кипит лава?)
Да, долина ведет вниз, в Мазандаран. Сначала к зеленым альпийским лугам. Потом через лес, который вскоре превращается в дебри: там водятся медведи, волки, пантеры и дикие лесные коты. Потом тропические джунгли, дюны. И наконец, Каспийское озеро, серая гладь за пустыми равнинами. Зачарованные деревни, белые звериные черепа на склонах, запретная зона, полное безветрие. Дюны отделяют этот мир от моря, как крепостной вал, но за ними мерещится беспокойный шелест волн и крики птиц, что летят на восток, в степь…
Долина Лар теряется где-то там, в черных скалах, где река становится меньше и разделяется на рукава. Эти рукава выливаются на широкую равнину, в широкую котловину, там кочевники поставили свои юрты. Вечером их воды как будто замирают, поблескивая, словно серебряные нити на черной траве. И над этим всем громоздятся скалы. Вот бы подняться туда! Взглянуть с крыши Азии на все прочие горы и пропасти! Бросить взгляд вниз, на перевал Старой Дамы, на синеву Персидского залива, на тесные гнезда портовых городов – Бандар-Бушира и Бандар-Аббаса. Там закрываются европейские консульства, и оставшийся в одиночестве английский чиновник каждый вечер около семи часов приходит в бар портового отеля, сидит там в белом костюме среди контрабандистов и полицейских и пьет джин с вермутом. Там юг, там жарко. Там причаливают корабли с пурпурными парусами. Иногда на черном горизонте появляется зарево, и кажется, что это пожар на далеком корабле, но это всего лишь восходящая луна. Иногда изнывающий от жары берег терзают песчаные бури – всего четыре часа назад эта буря бушевала в Индии, потом ее видели в Карачи, потом она пронеслась над пустынями Белуджистана. Теперь этот песок, будто снег, лежит вокруг домов Бушира. В горах сидят бахтийары, между гор – арабы в своих куфийах, закрывающих рот и уши. Пылевые вихри с пугающей скоростью блуждают по ночным ландшафтам, целые холмы поднимаются в воздух и уносятся прочь. Звери, газели с красивыми глазами задыхаются на ходу…
«И он узрел красоту мира» – вдали, за последней дорогой, упирающейся в море, лежит остров Хурмуз, некогда жемчужина, которую обороняли португальцы. Руины, каменные блоки в густых зарослях напоминают крепости и церкви в Мексике. А далеко от них, на плоскогорье, всё так же возвышаются колонны Персеполиса, как лодки, уплывающие от больших гор-кораблей. Царская терраса расположена на середине горы и являет взору руины – благородную бренность. Иногда там лежит снег. Наверху, над гробницами Ахеменидов, бродят стада приземистых горных козлов и муфлонов с рогами, закрученными назад, как локоны. Ночью в склепах сидят сторожа, огни их факелов освещают стены и оживляют барельефы: призрачные вереницы охотников, пастухов, подносителей дани и царей.