Смерть в облаках

– Сказать вам кое-что, мадемуазель Грандье? Это часть моей работы – не верить ничему, что мне говорят. Ничему, что не подтверждено доказательствами. Я не подозреваю сначала одного человека, потом другого. Я подозреваю всех. Любой, кто имеет то или иное отношение к преступлению, рассматривается мною в качестве потенциального преступника до того самого момента, когда я получаю доказательство его невиновности.

Элиза Грандье гневно воззрилась на него.

– Вы хотите сказать, что подозреваете меня… в убийстве мадам? Это уже слишком! Как вам только могла прийти в голову столь чудовищная мысль?

Она задыхалась от возмущения. Ее объемистая грудь ритмично вздымалась и опускалась.

– Нет-нет, мадемуазель Элиза, я вовсе не подозреваю вас. Убийца мадам находится среди пассажиров самолета. Стало быть, вы к этому непричастны. Но вы могли быть пособником преступника. Вы могли сообщить кому-то подробности путешествия мадам.

– Клянусь вам, ничего подобного я не делала!

Некоторое время Пуаро смотрел на нее, не произнося ни слова, затем наконец кивнул.

– Я верю вам. Но вы все-таки что-то скрываете. Да-да, скрываете! Послушайте, что я вам скажу. Расследуя уголовные дела, я постоянно сталкиваюсь с одним и тем же феноменом: каждый свидетель что-нибудь утаивает. Иногда – довольно часто – это что-нибудь совершенно невинное, никак не связанное с преступлением. И все равно, я повторяю, что-нибудь, да утаивает. То же самое и с вами. Не отрицайте! Я – Эркюль Пуаро и знаю, что говорю. Когда мой друг месье Фурнье спросил, уверены ли вы, что ничего не упустили из вида, вас это явно обеспокоило. Вы ответили машинально, уклончиво. И опять, когда я сказал, что вы могли бы сообщить мне сведения, которые не пожелали сообщать полиции, повторилось то же самое. Вы встревожились и задумались. Стало быть, вам что-то известно. Мне необходимо знать, что именно.

– Это не имеет никакого значения.

– Возможно. И тем не менее скажите мне, пожалуйста. – Увидев, что горничная колеблется, Пуаро поспешил добавить: – Не забывайте, я не из полиции.

– Месье, – сказала Элиза наконец, – я нахожусь в затруднительном положении, поскольку не знаю, как к этому отнеслась бы мадам.

– Вспомните поговорку: «Один ум хорошо, а два лучше». Не хотите посоветоваться со мною? Давайте вместе поразмыслим над этим.

С лица женщины не сходило выражение сомнения.

– Я все понимаю, Элиза, – сказал Пуаро с улыбкой. – Эти колебания связаны с вашей преданностью покойной хозяйке, не так ли?

– Совершенно верно, месье. Мадам доверяла мне. Я всегда строго выполняла ее инструкции.

– Вы были благодарны ей за какую-то большую услугу, которую она вам оказала?

– Месье слишком торопится… Да, в самом деле. Я не собираюсь скрывать это. Меня обманули, украли все мои сбережения, и я осталась одна с ребенком. Мадам проявила ко мне необычайную доброту. Она отдала моего ребенка на воспитание хорошим, порядочным людям, содержавшим ферму. Тогда-то она и сказала мне, что у нее есть дочь.

– Она называла возраст дочери, говорила, где она находится, рассказывала какие-либо подробности?

– Нет, месье. По ее словам, та часть жизни осталась в прошлом, и она поставила на ней крест. Так будет лучше, сказала мадам. Девочка ни в чем не нуждалась и должна была получить хорошее воспитание, образование и профессию. А после смерти мадам ей достались бы все ее деньги.

– Больше она ничего не говорила о своей дочери или ее отце?

– Нет, месье. Но мне кажется…

– Говорите, мадемуазель Элиза.

– Это только предположение, вы понимаете…

– Разумеется.

– Мне кажется, отцом ребенка был англичанин.

– У вас имелись определенные основания так считать?

– Ничего определенного. Просто, когда мадам говорила об англичанах, в ее голосе звучала горечь. Кроме того, похоже, ей доставляло особое удовольствие, когда в зависимость к ней попадали английские клиенты. Но это только впечатление…

– Да, но оно может оказаться очень полезным. Оно открывает возможности… А ваш ребенок, мадемуазель Элиза? Кто у вас, мальчик или девочка?

– Девочка, месье. Но она умерла – пять лет назад.

– О, примите мои соболезнования.

Последовала пауза.

– И все же, мадемуазель Элиза, что же это, о чем вы так упорно не хотите говорить?

Женщина поднялась с кресла и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась, держа в руке потрепанную черную записную книжку.

– Это записная книжка мадам. Она всегда и всюду брала ее с собой. Собираясь в этот раз в Англию, она не смогла найти ее. После отъезда мадам я нашла книжку – та завалилась за изголовье кровати. Я отнесла ее в свою комнату, чтобы потом отдать мадам. Узнав о ее смерти, я сожгла бумаги, но книжку оставила. В отношении ее у меня не было никаких инструкций.

– Когда вы узнали о смерти мадам?

Элиза задумалась.

– Вы узнали об этом от полиции, не так ли? – продолжал Пуаро. – Они пришли, произвели осмотр комнаты мадам, увидели пустой сейф, и вы сказали им, что сожгли бумаги. Но в действительности вы сожгли их позже.