Смерть в облаках

– Дайте вспомнить… Ах да. Однажды мадам получила письмо. Вскрывает конверт, читает, смеется, а потом говорит: «Вы хнычете, распускаете слюни, моя прекрасная леди. Все равно вам придется заплатить». В другой раз она сказала: «Вот идиоты! Думают, я буду давать им крупные суммы без надлежащей гарантии. Знание – гарантия, Элиза. Знание – сила».

– Вы видели кого-нибудь из клиентов мадам, приходивших сюда?

– Нет, месье, никогда. Они всегда поднимались на второй этаж, к тому же приходили затемно.

– Мадам находилась в Париже, перед тем как отправилась в Англию?

– Она вернулась в Париж только за день до этого.

– И где же она была?

– Она уезжала на две недели в Довиль, Ле-Пине, Пари-Пляж и Вимрё. Это ее обычный сентябрьский маршрут.

– А теперь вспомните, мадемуазель, не говорила ли она что-нибудь, что могло бы быть полезным для нашего расследования?

Поразмыслив несколько секунд, Элиза покачала головой:

– Нет, месье. Не могу припомнить ничего такого. Мадам пребывала в хорошем настроении. Дела, по ее словам, шли хорошо. Ее поездка оказалась весьма удачной. Она поручила мне позвонить в «Юниверсал эйрлайнс» и забронировать билет в Англию на следующий день. На утренний рейс все билеты были проданы, и я забронировала билет на двенадцатичасовой рейс.

– Она говорила, зачем едет в Англию? В этой поездке была какая-то срочная необходимость?

– О нет, месье. Мадам ездила в Англию довольно часто. Обычно она извещала меня об отъезде за день.

– В тот вечер к ней приходил кто-нибудь из клиентов?

– Кажется, один клиент приходил, месье, но я не уверена… Возможно, Жорж скажет вам точнее. Мне мадам ничего не говорила.

Фурнье достал из кармана несколько фотографий – главным образом снимки свидетелей, покидающих зал коронерского суда, сделанные репортерами.

– Узнаете кого-нибудь из них, мадемуазель?

Внимательно изучив фотографии, Элиза покачала головой.

– Нет, месье.

– Нужно показать их также и Жоржу.

– Конечно, месье. Правда, у Жоржа, к сожалению, не очень хорошее зрение.

Фурнье поднялся с кресла.

– Хорошо, мадемуазель, разрешите откланяться. Подумайте, все ли вы сказали нам, не упустили ли что-нибудь из вида.

– А что я могла упустить из вида? – Элиза выглядела откровенно расстроенной.

– Все понятно. Пойдемте, месье Пуаро… Прошу прощения, вы что-то ищете?

Маленький бельгиец действительно расхаживал по комнате, глядя по сторонам.

– Да, – ответил он. – Я ищу то, чего не вижу.

– Что именно?

– Фотографии. Фотографии родственников мадам Жизель, членов ее семьи.

Элиза покачала головой:

– У мадам не было семьи. И вообще никого на целом свете.

– У нее была дочь, – неожиданно сказал Пуаро.

– Да, это так. У нее была дочь. – Элиза вздохнула.

– Но здесь нет ее фотографии, – не унимался Пуаро.

– Месье не понимает. Мадам действительно имела дочь, но это было давно. По-моему, в последний раз она видела ее, когда та была младенцем.

– Как такое могло быть? – удивленно спросил Фурнье.

Элиза беспомощно развела руками:

– Не знаю. Мадам была тогда молода. Я слышала, в молодости она была красивой. Красивой и бедной. Неизвестно, была она замужем или нет. Я думаю, нет. Судьба ее дочери была каким-то образом устроена. Что касается мадам, она переболела оспой и едва не умерла. Когда она выздоровела, вместе с болезнью ушла и ее красота. Больше в ее жизни не было ни безумств, ни романтических увлечений. Мадам стала деловой женщиной.

– Но она оставила деньги дочери?

– И правильно сделала. Кому еще оставлять деньги, как не собственной кровиночке? Кровь гуще воды, а мадам не имела даже друзей. Она всегда была одна. Ее страстью стали деньги. Но тратила она очень мало. Роскошь ее совсем не прельщала.

– Она оставила вам наследство. Вы знаете об этом?

– Да. Мне сообщили об этом. Мадам всегда отличалась щедростью. Каждый год выдавала мне, помимо зарплаты, очень приличную сумму… Я чрезвычайно благодарна ей.

– Хорошо, – сказал Фурнье. – Мы уходим. По пути я еще переговорю с Жоржем.

– Вы не станете возражать, друг мой, если я присоединюсь к вам через пять минут? – спросил Пуаро.

– Как вам будет угодно.

Фурнье вышел за дверь.

Сыщик еще раз обошел комнату, затем сел в кресло и посмотрел на Элизу. Под его пронзительным взглядом горничная беспокойно зашевелилась.

– Месье желает знать что-то еще?

– Мадемуазель Грандье, – медленно произнес Пуаро, – вы знаете, кто убил вашу хозяйку.

– Нет, месье. Клянусь Богом.

Ее слова звучали искренне. Посмотрев на нее испытующе, Пуаро наклонил голову.

– Bien. Допустим. Но знать – одно, а подозревать – другое. У вас есть какое-либо предположение – только предположение, – кто мог сделать это?

– Ни малейшего представления, месье. Я уже говорила об этом полицейскому инспектору.

– Вы могли сказать ему одно, а мне – другое.

– Почему вы так решили, месье? Зачем мне это нужно?

– Потому, что отвечать на вопросы полицейского инспектора – одно, а на вопросы частного лица – другое.

– Да, – согласилась Элиза. – Это правда.

По ее лицу пробежала тень сомнения. Судя по всему, она о чем-то напряженно думала. Пристально глядя на нее, Пуаро подался вперед.