– Жертвы… Вы ничего не понимаете, – сбивчиво заговорила Элиза. – Разве есть необходимость в том, чтобы жить не по средствам, влезать в долги, а потом надеяться, что тебе их простят? Это просто неразумно! Мадам была честной, порядочной женщиной. Она давала в долг и рассчитывала получить свои деньги обратно. Это справедливо. У нее самой никогда не было долгов. Она всегда вовремя платила по счетам. И это неправда, будто она была жестокой! Мадам была доброй. Она всегда давала деньги «Маленьким сестрам бедняков», когда те обращались к ней. Она оказывала помощь благотворительным организациям. Когда жена Жоржа – консьержа – заболела, она оплатила ее лечение в больнице.
Горничная замолчала. Ее лицо заливала краска гнева.
– Вы ничего не понимаете, – повторила она. – Вы просто совсем не знали мадам.
Фурнье немного подождал, пока уляжется ее негодование.
– Вы сказали, что клиенты мадам обычно
Элиза снова пожала плечами:
– Я ничего не знаю, месье. Абсолютно ничего.
– Вы знали достаточно для того, чтобы сжечь документы мадам.
– Я следовала ее инструкциям. Мадам сказала, что, если с нею произойдет несчастный случай или она заболеет и умрет где-нибудь вдали от дома, я должна сжечь ее деловые бумаги.
– Те, что хранились в сейфе на первом этаже?
– Совершенно верно. Ее деловые бумаги.
– И они находились в этом сейфе?
На щеках Элизы вновь проступил румянец. Она была явно раздражена такой настойчивостью.
– Я выполняла инструкции мадам, – упрямо повторила она.
– Это понятно, – сказал Пуаро с улыбкой. – Но в сейфе бумаг не было. Ведь так, не правда ли? Этот сейф давно устарел, его мог бы открыть даже любитель. Бумаги хранились где-то в другом месте – может быть, в спальне мадам?
Элиза помялась.
– Да, это правда. Мадам всегда говорила клиентам, что бумаги хранятся в сейфе, а сама держала их в своей спальне.
– Вы нам покажете, в каком именно месте?
Элиза поднялась с кресла и направилась к двери. Мужчины последовали за ней. Спальня представляла собой комнату средних размеров и была настолько плотно заставлена украшенной орнаментом тяжелой мебелью, что перемещение по ней стоило немалого труда. В одном углу стоял огромный старомодный шкаф. Элиза подняла крышку и вынула старомодное шерстяное платье из альпаки с шелковой нижней юбкой. На внутренней стороне платья был пришит глубокий карман.
– Вот здесь, месье, – сказала горничная. – Они хранились в большом запечатанном конверте.
– Вы мне об этом ничего не говорили, когда я допрашивал вас два дня назад, – резко произнес Фурнье.
– Прошу прощения, месье. Вы спросили меня, где находятся бумаги, которые должны храниться в сейфе, и я ответила, что сожгла их. Я сказала правду, а где именно они хранились, вы не спрашивали.
– В самом деле, – согласился Фурнье. – Видите ли, мадемуазель, эти бумаги нельзя было сжигать.
– Я выполнила распоряжение мадам, – угрюмо произнесла Элиза.
– Понимаю, вы действовали из лучших побуждений, – сказал Фурнье примирительным тоном. – А теперь я хочу, мадемуазель, чтобы вы меня очень внимательно выслушали.
– Нет, месье. Я даже не видела их, поскольку сожгла конверт, не распечатывая его.
Глава 10. Маленькая черная книжка
Несколько мгновений Фурнье пристально смотрел на горничную и, удостоверившись в том, что она говорит правду, отвернулся в сторону с выражением глубокого разочарования на лице.
– Очень жаль, – сказал он. – Вы вели себя достойно, мадемуазель, но тем не менее очень жаль.
– Ничем не могу помочь вам, месье. Мне тоже очень жаль.
Фурнье сел и достал из кармана записную книжку.
– Во время первого допроса, мадемуазель, вы сказали, что не знаете имен клиентов мадам. А теперь рассказываете, что они плакали и молили о милосердии… Следовательно, вам что-то известно о клиентах мадам Жизель?
– Позвольте объяснить, месье. Мадам никогда не упоминала имена и никогда не говорила о делах. Но мне не раз приходилось слышать ее комментарии.
Пуаро подался вперед:
– Вы не могли бы привести пример, мадемуазель?