Он спустился к ручью и, встав на валун, опустил котелок против течения реки. Вода была ледяной, течение быстрым, а шум стоял такой, что он едва не оглох. Горный поток бился среди камней и наполнял долину глухим рокотом, словно тысячи голосов кричали в унисон. Было приятно до самых краев наполнить тяжелый котелок и вернуться с ним на берег, где Каролин по-прежнему трудилась над костром. Над дровами уже закурился тонкий дымок, распространявший горький и приятный запах.
– Получилось, получилось! – воскликнула Каролин. – Ах, как пахнет!
Она повернулась к нему лицом. Ее глаза все еще блестели от слез, волосы растрепались, влажные губы были приоткрыты. Она была очень красива.
– Господи, какое было бы счастье, – пробормотала она, – если бы в мире не было ничего, кроме этого.
Аллейн поставил на камни котелок и поправил огонь. Потом они оба сели у костра и закурили.
– Я очень рад, что природа не приводит вас в экстаз, – заметил Аллейн. – Боялся, что вы начнете восторгаться.
– Так и было – до вчерашнего дня. Мистер Аллейн, наверное, уже пора задавать ваши вопросы? Я хочу поскорей с этим покончить.
Но Аллейн не стал «задавать свои вопросы», заявив, что зверски голоден и сначала они должны поесть. После обеда они выпили белого вина, а вместо кофе Аллейн заварил в котелке чай. Он отдавал дымком, но был чертовски вкусным. Инспектор мысленно спрашивал себя, кто из них больше боится предстоящего разговора – он или она. Наконец Каролин помогла ему убрать остатки еды и решительно повернулась к Аллейну:
– Давайте сейчас. Пожалуйста.
Пожалуй, это был первый раз, когда Аллейну не хотелось сделать новый шаг в расследовании. Он так хорошо все продумал, так тщательно создал обстановку, подходившую для доверительной беседы. И вот теперь она стояла перед ним, вырванная из привычного круга, открытая и беззащитная, а он…
Он сунул руку в карман и достал маленькую коробочку. Потом медленно открыл ее и положил на коврик.
– Вот о чем я хотел спросить. Можете потрогать его, если хотите. С него уже сняли отпечатки пальцев.
Внутри коробочки лежал зеленый тики.
– Ох!
Возглас Каролин был непроизвольным – в этом он не сомневался. В первую секунду она просто удивилась. Потом ее лицо стало замкнутым и неподвижным.
– А, это мой тики. Вы его нашли. Я очень рада. – Маленькая пауза. – Где он лежал?
– Прежде чем я вам отвечу, вспомните, что вы с ним сделали перед тем, как сесть за стол.
– Но я уже сказала. Я не помню. Кажется, я поставила его на стол.
– А если я скажу, что кто-то видел, как вы спрятали его в вырез платья?
Снова повисла пауза. В костре потрескивали дрова, птичка в кустах так же звонко щебетала, перекрывая шум реки.
– Возможно. Я не помню.
– Я нашел его на полу галереи, прямо над сценой.
Но Каролин уже успела подготовиться. Ее удивленный взгляд получился очень убедительным. В жестах и мимике сквозила глубокая растерянность.
– Не может быть! Вы нашли его на колосниках? Как он там оказался?
– Видимо, выпал из вашего платья.
Как она испугалась! Можно было подумать, что она прямо на его глазах погружается в пучину ужаса.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Конечно, понимаете. Можете мне не отвечать, если считаете, что так лучше. – Он подождал секунду. – Мой следующий вопрос: вы поднимались на колосники до случившейся трагедии?
–
Ее облегчение было слишком велико. Предательский возглас вырвался сам собой – раньше, чем она успела спохватиться. Потом она сразу взяла себя в руки и спокойно ответила: «Нет, я туда не поднималась», – но было уже поздно.
– А после? Нет, нет, даже не пытайтесь! – воскликнул Аллейн. – Не вздумайте мне лгать. Не надо притворяться. Это только ухудшит положение – его и ваше.
– О чем вы говорите? Я не понимаю.
– Вы не понимаете? Тогда скажите вот что. Когда в то утро вы говорили с Хэмблдоном о браке и он спросил, согласны ли выйти за него после смерти мужа, – это был единственный разговор такого рода?
– Кто вам это сказал? В какое утро?
– Когда вы приехали в Миддлтон. Ваш разговор подслушали. Пожалуйста, отвечайте честно. Поверьте, я знаю достаточно, чтобы любой обман с вашей стороны превратился в катастрофу. Так вы совершите большую ошибку, может быть, непоправимую, и повредите и себе, и Хэмблдону. – Он помолчал, опустив голову и глядя на свои худые пальцы, обхватившие колено. – Наверное, вы думаете, что я пытаюсь поймать вас в ловушку, хочу напугать и вырвать признание. Возможно, это правда, но правда и то, что я стараюсь вам помочь. Вы мне верите?
– Не знаю. Я ничего не знаю.
– Местная полиция уже слышала о вашем разговоре с Хэмблдоном. Им известно, где нашли тики. Скоро они узнают, что после праздника он был под вашим платьем. Если вы начнете отпираться, все подозрения падут на вас.
– Господи, что я натворила!