— Да, этот чёрт из тихого омута всё организовал. Но попались они случайно — голова у главаря, несмотря на молодость, всё-таки была на месте. Один раз они остановили телегу с крестьянином, с ним ехала молодая девица. Мужчину убили, а вот ею натешились, но оставили в живых. Вот она, невзирая на то, что члены шайки участвовали в нападениях в масках и никогда не разговаривали между собой, чтобы голос их не выдал, опознала в одном из бандитов собственного брата…
— И брат…
— Да, брат участвовал во всех действах над сестрой, — предупредив вопрос, ответил Лунащук, — и вот если бы не она, то даже не знаю, нашли бы шайку или нет.
— Значит, ему нравилось убивать? — спросил Филиппов.
— Не знаю, — покачал головой Михаил Александрович, — я излагаю лишь те сведения, которые мне удалось собрать.
— Хорошо, о психическом состоянии Павла Веремеева должны составить мнение доктора, а у нас должны быть неопровержимые доказательства, что сейчас действует в столице он.
— После поимки состоялся суд, который прогремел не только на всю губернию, но и империю. Правда, господа, я самого процесса не помню. Ну, дело не во мне. Итак, следствие, потом суд. Мне рассказывали об откровениях Веремеева, вы представить себе не можете, у него же не то что руки по локоть в крови были, он по горло в ней стоял… Хорошо, не буду вдаваться в подробности. Самое печальное то, что на каторге он не пробыл ни часу…
— Сбежал? — ахнул Власков.
— Совершенно верно, сбежал. Так и не смогли выяснить, кто ему в этом поспособствовал.
— Может, мать?
— Нет, она первое время пыталась подкупить свидетелей, потом бандитов, чтобы на себя вину взяли, но отказались все. Я так подозреваю, что сам Павел Львович хотел прославиться таким образом, и корону свою делить ни с кем не захотел. Он даже заставил подельников титуловать его дофином, как наследника французского престола.
— Где сейчас члены шайки?
— На каторжных работах, кроме одного.
— Тоже сбежал? — раздался голос Кунцевича.
— Нет, он начал показания давать, вот его свои подельники и задушили, подвесив к балке в камере.
— Неужели их не могли рассадить по разным камерам?
— Этого теперь не узнать. Спустя какое-то время госпожа Веремеева переписала завещание в пользу племянника, Николая Ивановича Власова.
— То есть мы можем предположить, что Павел мстит за то, что мать вычеркнула его из своей жизни?
— Можно сказать и так, но скрепившие своими подписями завещание дворецкий и священник, отец Иоанн, мертвы. Один из них шёл по берегу реки, споткнулся и упал, ударившись головой о корягу, правда, затылком, а второго хватил апоплексический удар. Кстати, девица, заявление и показания которой сыграли немаловажную роль в следствии, ни с того, ни с сего взяла да и повесилась, именно в то же самое время.
— И никто не вёл дознания по её столь внезапно случившейся смерти? — изумлённо спросил Власков.
— Это мы с вами, получив ныне сведения, связываем в один клубок все смерти, а вот там, — Лунащук неопределённо махнул рукой куда-то в сторону, — никому такое и в голову не пришло. Маялась бедная обесчещенная девица, почти десять лет, да и решила свести счёты с жизнью. Никто не стал долго разбираться, да и зачем в уезде лишняя суета и поиски?
— Значит, десять лет маялась, пока не созрела, — иронично произнёс Кунцевич.
— Именно так.
— Вы полагаете, это дело рук неудачливого наследника? — уточнил Филиппов.
— Вы посудите сами: в одночасье умирают люди, причастные к судьбе Павла Львовича. Здесь поневоле приходят крамольные мысли.
— Но ждать десять лет? Потом ещё вдобавок три? Это уж слишком для обычной мести, это надо быть не человеком, а волком и постоянно себя распалять.
— Ко всему прочему строить планы мести.
— Есть ещё что-нибудь по Веремееву? — поинтересовался у Лунащука Владимир Гаврилович.
— Есть, — улыбнулся Михаил Александрович.
— Так не тяните кота за хвост, — не вытерпел начальник сыскной полиции.
— Когда наши молодцы промышляли грабежами и убийствами, они похитили три бессрочных паспорта. Вот один из них был на фамилию Штерна Генриха Германовича, шестьдесят восьмого года рождения, уроженца Псковской губернии, паспорт выписан в той же губернии.
— Вот когда всплыл, — заулыбался и Власков.
— Михаил Александрович, — не обратил внимания на слова Николая Семёновича Филиппов, — каковы остальные фамилии?
— Иван Петрович Недригайлов, шестьдесят шестого года рождения, и Порфирий Иванович Яроцкий, шестьдесят третьего года. Со всеми мне встретиться не удалось. Недригайлов служил на флоте и двадцать седьмого января этого года погиб при атаке японцев на Порт-Артур на одном из крейсеров, стоящих на внешнем рейде.
— В первый день?