Смерть приятелям, или Запоздалая расплата

— Варвара Андреевна, мне выпала горькая участь сообщить вам печальное известие.

Женщина подалась вперёд.

— Что вы сказали?

— Извините, но я, как эллинский гонец, принёс вам скорбную весть.

— Что-то случилось с Александром?

Лунащук тяжело вздохнул.

— Александр Андреевич Варламеев скоропостижно скончался.

Варвара Андреевна посмотрела на столичного чиновника, как на умалишённого.

— Что вы сказали? — переспросила она — Александр Андреевич умер.

— Как умер? Быть того не может! Боже!.. — проговорила она, прижав ладонь ко рту. — Вы, господин… Лунащук, очевидно, введены в заблуждение. Александр недавно был здесь и сидел на том же стуле, что и вы.

— Простите, но…

— Александр ничем не болел, никогда ни на что не жаловался. Как же так? Вы говорите полную чушь.

— Увы, господин Варламеев был убит в своей квартире.

— Как убит? Вы сказали, убит? Но ранее… — Винницкая закрыла лицо руками, потом отняла их. — Уйдите, я не хочу вас видеть. Это вы повинны в его смерти. Вы, полицейские, вы, подозревающие честных людей, — выкрикнула она, — уйдите, ради Бога, уйдите. Я хочу побыть одна.

Лунащук поднялся, оправил пиджак.

— Простите, Варвара Андреевна, за столь трагическое известие, но мне нужно переговорить с вами. — Но, увидев выражение лица госпожи Винницкой, покачал головой и поспешил удалиться.

5

Леонид Мартинович Сосновский, вопреки подавленному настроению (его не пригласил для беседы глава семейства фон Линсдбергов, а ведь исправник, между прочим, — царь и бог уезда, назначаемый губернатором и подотчётный тоже ему), остался в Жагорах. Ему сразу же подыскали подходящее жильё, у купца Версейера, который рад был услужить первому лицу.

Поздний ужин состоял из гуся, приготовленного с капустой, свиных колбасок, блинов жямайчю, запеканки кугелис, а также запотевших прямоугольных старинных штофов с наливками и анисовой водкой.

— И как вам, Леонид Мартинович, столичный гусь? — поинтересовался становой пристав Руссакович, однако после этих слов и сам слегка поморщился. Не надо было вот так, напрямик.

Сосновский поднял рюмку обвёл взглядом сидящих.

— За удачное завершение следствия, — и одним глотком осушил сосуд, показавшийся ему до того малым, что он едва почувствовал, как жидкость скользнула по языку и исчезла в глубинах организма. Подцепил на вилку колбаску, прожевал её и только потом произнёс.

— Ничего плохого о господине… — посмотрел на пристава.

Последний подсказал:

— Кунцевиче.

— Благодарю, Полуэкт Осипович, — кивнул головой, — с виду толковый малый. Думаю, он должен докопаться, почему и кто… — кашлянул, не досказав.

— Вы так думаете? — наивно спросил Руссакович.

— Что мне мыслить? — Сосновский указал глазами, чтобы ему снова наполнили рюмку. — В сыскную полицию, притом столичную, кого попало не берут, — и он усмехнулся, опять обводя теперь уже насмешливым взглядом сидящих, — там надо способности к сыску иметь, а не просто штаны за столом просиживать. Как газету откроешь, так и видишь, что в Петербурге какого-нибудь убийцу взяли или вора на каторгу сослали, а то и чиновника не за понюшку табаку на Сахалин отдыхать отправили. Серьёзные там люди служат. А у нас вот, один господин Кривицкий, — Леонид Мартинович усмехнулся, — да, Иван Николаевич?

— Я всегда готов взять в свои руки следствие, никогда от дела не отказываюсь, — отозвался судебный следователь, в голосе которого звучала то ли обида, то ли злость.

— Ну, про ваши успехи мы знаем, — невозможно было понять, прозвучала в словах уездного исправника издёвка или похвала.

Иван Николаевич хотел было насупиться, но не стал. Петербургский хлыщ уедет, а ему ещё здесь, в уезде, лямку судебную тащить. И хотелось бы не один год. В этих краях преступления настолько редки, что о такой спокойной жизни можно только мечтать.

— Но вот мне непонятно, почему гость наш так с вами, любезный Леонид Мартинович, разговаривал, будто он у нас старший? — подлил масла в огонь Кривицкий.

Сосновский, то ли придя под действием винных паров в сентиментальное настроение, то ли просто не сочтя нужным отвечать на колкость судебного следователя, вместо этого произнёс:

— Филипп Иваныч такого сына потерял — красавец, умница, гвардейский офицер, впереди блестящая карьера. Ан на тебе…

Воцарившуюся тишину нарушил становой пристав:

— Леонид Мартиновыч, вы его знали?

— Нет, и что с того? Я знаю фон Линдсберга.

— Но…

— Вот что, господа, — перебил Руссаковича Леонид Мартинович, — чтобы не выглядели мы с вами перед столичным гостем неотёсанными крестьянами, — его щека отчего-то дёрнулась, — будьте любезны, не отказывайте ему в его просьбах. Мне бы не хотелось, чтобы Филипп Иваныч думал о нас плохо, — высказал опасение исправник.

6

Михаил Александрович застал начальника сыскной полиции выходящим из кабинета.

Филиппов, уже намеревавшийся отправится к себе на квартиру, покрутил пальцем ус, отступил в сторону и жестом пригласил чиновника для поручений войти.

— Садитесь, Михаил Александрович, садитесь, — сам же обошёл стол и сел на стул. — С какими новостями вы ко мне пожаловали?