— Нет, — категорично ответил Дмитрий Иванович, — не было. — Он на некоторое время задумался, потом добавил: — хотя… — видимо, в памяти начало что-то всплывать. — Постойте, — он остановился, раскрыл широко глаза. — Господи, как я мог забыть? А ведь вы правы, любезный Николай Семёнович, вы абсолютно правы. Господин Власов давно пользовался моими услугами. А три года тому он неожиданно заявляет, что стал наследником состояния, не слишком крупного, но достаточного, чтобы жить в старости, не прилагая усилий, если не спустить от радости всё сразу. Но Николай Иванович рассудительный, простите, был рассудительным человеком. Нет, не стал Гобсеком. Жил в своё удовольствие, но разум от свалившегося на него богатства не потерял. Вот здесь начинается самое удивительное. Тогда же ко мне приходил мужчина лет тридцати. Как он узнал, что я веду дела Власова, мне не ведомо. Но одним погожим днём он явился ко мне, обещал золотые горы, только чтобы Николаю Ивановичу не досталось наследство.
— И что? Тот человек ушёл ни с чем, или вы не сошлись в сумме? — Николай Семёнович прикусил язык, но поздно. Последние оскорбительные слова растворились в воздухе.
Нотариус так тяжело вздохнул, что казалось, сейчас раздавшийся голос буден слышен на другом конце города. Но произошло иное. Дмитрий Иванович взглянул на чиновника для поручений так, что у последнего потёк пот по позвоночнику.
— Простите, ради бога, мою несдержанность, — только и произнёс Власков.
— Не вы первый, — Воздвиженский горделиво повернулся к окну, задрав подбородок кверху, и стал походить на толстенького римского императора, утерявшего тогу. Потом повернулся к сыскному агенту и опять стал обычным петербургским нотариусом.
— Тот человек вам не угрожал?
— О нет! Но одарил таким взглядом, что, я вам скажу, похлеще самых бранных слов будет.
— Вы не запомнили его имени?
Воздвиженский наморщил лоб.
— То ли Иван Иванович, то ли Иван Степанович… нет, увольте, мне не вспомнить. Ведь три года прошло.
— Вы сказали, ему на вид около тридцати?
— Примерно так.
— Как он выглядел?
— Николай Семёныч, здесь то, что три дня тому, иной раз не припомнишь, не то, что три года.
— Но всё-таки, попробуйте вспомнить. Господа с такими предложениями ведь не каждый день приходят?
— Верно, но три года минуло! — снова возмутился Воздвиженский, но, увидев умоляющий взгляд чиновника для поручений, смилостивился: — Ну, хорошо. Ростом он с вас будет. Волосы тёмные, помнится, коротко стрижены. Лицо… худое, и синева на скулах и щеках. Вначале мне подумалось, что он небрит, но нет, выбрит до синевы. Глаза… не помню, то ли синие, то ли серые. Нос такой… — он показал рукой — прямой, истинно греческий.
— Говорил он чисто или с акцентом?
— Вот говор у него, действительно, не петербургский, а скорее московский, с эдаким их произношением, — скривился Дмитрий Иванович, которому припомнилась неприятная история, происшедшая с ним недавно в Москве.
— Какие-нибудь особые приметы? Шрамы? Родинки? Или ещё что?
— Николай Семёнович, не заставляйте меня придумывать несуществующие детали. Иначе такого вам навспоминаю…
Власков, прикусив губу, застыл в ожидании.
Нотариус покачал головой, слегка поморщился.
— Теперь вот, Николай Семёнович, спустя столько времени, я воочию вижу, что меня тогда больше всего поразило. Одет он был неряшливо, — медленно проговорил Воздвиженский, — мне показалось, что даже с чужого плеча или в таком затасканном костюме, что, простите, я бы прислуге постеснялся отдать.
— Неряшлив или…
— Нет-нет, изношенный пиджак, какие-то кургузые брюки и стоптанные туфли из дешёвой кожи. Вот об этом я в точности вам доложу.
— Не припомните, больше претендентов не нашлось на наследство тётушки? Никто не пытался оспорить завещание?
— Никто, даже попытки не было.
— А тот господин больше к вам не приходил?
— Нет.
— Вы точно помните?
— Вы меня обижаете своими подозрениями, господин Власков, — голос нотариуса приобрёл металлические нотки, — я, всё-таки, не пустым делом занимаюсь, а должен память иметь, чтобы документы ненароком не перепутать. Знаете ли, мне моя репутация дорога.
— Дмитрий Иванович, простите за излишнюю придирчивость, но сами, как имеющий дело с законом, знаете, что иногда даже маленькая подробность изменяет всю сложившуюся картину.
Воздвиженский не ответил.
— Благодарю, Дмитрий Иванович, за беседу, простите, что отнял ваше время.
8
Мечислав Николаевич нанёс ранний визит уездному исправнику, резонно решив, что происшествия такого рода случаются довольно редко. А уж смерть сына одного из именитейших и богатейших людей уезда — это чрезвычайный случай. Последний в расстегнутом кителе и благодушном состоянии пил чай с хозяином дома. Вчерашним днём поздний обед затянулся до ужина, просидели за наливками до полуночи. Поэтому вид Леонида Мартиновича не соответствовал бравому вояке и первому лицу целого уезда. В голове натужно гудело, боль охватывала голову раскалённым обручем, отдаваясь в висках.
Кунцевич поприветствовал Сосновского. Последний указал рукою на стоявший напротив стул и кивнул головой. Сил встать не хватило.