Смерть оловянных солдатиков

– Не затыкайте ваши уши, чтобы не слышать эти богохульные речи, не закрывайте глаза, дабы не видеть своего обидчика! Ибо произнесший их – прав! Либо мы плохие воины, либо бог отвернулся от нас! Наши лучшие воины погибли, а с него волос не упал! Это несмываемый позор всем нам! Если мы не воины, то зачем мы держим в руках оружие? Оружием достоин владеть только мужчина. Только победитель! Неверный оскорбляет нас, нашего бога и нашу веру, а мы ничего не можем сделать! Он глумится над нами, а мы ищем оправдания своему бессилию. Нам нет оправдания! Если мы не способны покарать врага, значит, мы не воины и не мужчины! Заберите у нас оружие и поставьте мыть горшки! А автоматы раздайте женщинам! Это будет справедливо… – Так сказал Галиб. Вернее, он молчал, но за него говорил его Помощник. – Я не хочу быть бессильным! Я хочу быть мужчиной и воином! Я убью неверного, оскорбившего меня, всех нас и нашу веру. Я убью его лично. Сам! Я сделаю это, а если нет, то пусть Аллах покарает меня. Я принимаю вызов! И если я не смогу, не справлюсь, то пусть меня убьет враг, как презренного шакала. Если меня пощадит враг, то пусть меня убьют мои «братья». Но если дрогнет рука моих «братьев», то я покараю себя сам, вот этой самой рукой и завещаю бросить свой труп на растерзание собакам, ибо я не достоин быть похоронен в земле наших предков! И пусть все будут свидетелями этой моей священной клятвы. Аллах акбар!

Так сказал Галиб.

И все его услышали.

И все от мала до велика повторили его слова. И сказали: если Галиб выполнит свою клятву, он станет великим героем! А если не сможет, он всё равно велик в своем праведном гневе.

Великий Галиб! Справедливый Галиб! Защитник своего народа, своей веры и своего бога.

И весь исламский мир и мир неверных замерли в ожидании. Ибо перчатка вызова была брошена и была поднята.

И это была такая интрига мирового масштаба! Никто не знал, чем кончится эта дуэль. Никто!

Кроме… одного-единственного человека.

* * *

– Вы убьете меня? – спросил журналист довольно спокойно.

– Конечно. Согласно подписанному между нами договору.

– Печально…

– Послушайте, вам осталось жить несколько недель. Да-да! Медицинские прогнозы самые неутешительные. Не буду скрывать. Скоро придет боль, которую мы не сможем купировать уколами. Придется повышать дозу, применять все более мощные препараты, от которых вы станете растением, вы уже не будете понимать, что происходит вокруг. Зачем вам это? Уходить надо красиво, с грохотом и фейерверками! Чтобы весь мир аплодировал стоя. У вас есть такая возможность. Так в чем дело?

– Дело в жизни. Просто в жизни. Вот в этом солнце, воздухе, зеленой травке, птичках. В красивых женщинах, черт побери! И даже в боли, потому что боль есть доказательство того, что я живу. Трудно, страшно потерять все это. Даже осознавая, что это неизбежно. Тому, кто живет, – этого не понять. Это может понять и оценить только тот, кто умирает. Кто уже на половину там…

На глазах журналиста выступили слезы. Он не хотел умирать. Просто – как человек. Он просто не хотел умирать…

– Не беспокойтесь, это произойдет ни теперь и не сразу. Галиб пообещал, но не факт, что он сможет. Тем более быстро.

– Но он ваш человек?

– Мой. И не мой. Потому что все мы под богом ходим. Простите, под богами. Разными. Но это ничего не меняет. Боги разные. Итог один. Мы лишь предполагаем…

– Когда это произойдет?

– Не знаю. Нескоро.

Журналист улыбнулся. И оглянулся. И вдохнул воздух, пахнущий травами, – да хоть бензиновым выхлопом! – и зажмурился от бьющего в лицо солнца и услышал… То что хотел услышать. То, что на его месте услышал бы каждый.

«Нескоро…» Значит, не теперь! И не завтра!

Журналисту солгали. Нагло и цинично. В глаза… Но солгали во спасение, ибо надежда – это единственное, что скрашивает будущее человека. Он смертен. Всегда!

* * *

И вдруг! Как земля из-под ног! Как небо на темечко!

– Как… все… это… понять?

На Сергея смотреть было страшно. Не был он таким раньше. Никогда…

– Что понять?

– Вот! Это! – Сергей развернул планшет. – «…В результате подрыва имеются многочисленные жертвы. В настоящий момент из вагонов извлечено тридцать семь тел погибших…»

Что? Погибшие? Какие погибшие? Где?

– Там! – ответил на незаданный вопрос Сергей. – На мосту. На том самом! Жертвы! Многочисленные!

Что? Жертвы? Там?..

– Но этого не может быть! Поезд был пустой!

– Значит, не пустой!

– Может, это ошибка? Или информационный вброс?

– Для чего?

– Не знаю. Для дезинформации противника. При нынешних технологиях не трудно состряпать новость и разнести ее через СМИ…

– Состряпать? А это тогда что?

На экране сменилась картинка. Рухнувший, закопченный мост, река, смятые, обгорелые вагоны, на берегах и поперек течения, копошащиеся внизу человеческие фигуры в оранжевых комбинезонах. Закадровый голос:

– «Продолжаются спасательные работы. Первые, купейные вагоны были заполнены лишь на четверть, благодаря этому удалось избежать большого количества жертв…»

И видно, как из вагонов спасатели вытягивают, достают, складывают на носилки тела. Как режут заклинившие двери, расчищают от осколков окна…

– Узнаешь?