Старик вначале опустил голову, нахмурил брови, несколько минут сидел в молчании, только шевелил бескровными губами.
– Уж не тот ли это Моська, сын Андрея Треухого? – хотя спросил вслух, но казалось, адресовал вопрос самому себе. – Точно, это он.
– Кто «он»?
– Моська Андреев сын, был у нас лет сорок тому. Был, так он как одну девицу обрюхатил, так и сбежал. Жениться не выказал желания.
– Моисей Андреев, именно он?
– Он.
– А с девицей что сталось?
– Мальчика выродила.
– Его можно увидеть?
– Никак невозможно, – покачал головой старик и сжал губы, потом добавил: – Помер ребятёнок, то ли через полгода, то ли через год.
– А мать что?
– Так сперва умом двинулась, а потом за пацаном в могилу сошла.
– Моисей Андреев приезжал за эти сорок лет хотя бы раз в деревню?
– Нет, – уверенно ответил старик, – ни разу. Как убёг, так и след его простыл. Отец его, Андрей Треухий, сына проклял и грозился кишки наружу выпустить, но так приезда Моськи и не дождался.
– Как звали девицу?
– Это которую?
– А говоришь, что всё помнишь. Ту, что Моисей обрюхатил, – встрял в разговор пристав.
– Глафирой её звали.
– Глафирой?
– А как же. Можете не сумлеваться, тут память меня не подводит, – старик хитро посмотрел на петербургского гостя. – Она ж мне племянницей была. – Потом почему-то обиженно добавил: – Жалели мы её, а вот братец мой берёзовой каши не жалел. Бил нещадно. Да и понять его можно было – загуляла девка, не сберегла себя. Сейчас вот думаю, может, это он Глафиру в могилу свёл?
– Скажи, старик, Моисея искали?
– Искали, да не нашли, вот в чём штука. Россия вон какая большая, а тут один маленький человечишко, тем паче отцу с матерью ни строчки, ни известия какого не прислал. Мы уж думали, что сгинул он.
– Почему сгинул?
– Да был сперва как все, озорничал по детским годам, вот только к торговле его с младенческих лет тянуло.
– Приятелей близких имел?
– Нет, сколько помню, особняком он жил, нелюдимым.
– Братья, сёстры у него остались?
– Были у него и сёстры, и братья, да померли все, – старик перекрестился, – не дожили до сей поры: кто надорвался, кто от хвори, кто… а, нету никого у них, даже избу чужая семья заняла. Что ей пустовать?
– Кто ещё о Моисее может что-либо рассказать?
Старик на минуту задумался, даже прикрыл глаза.
– Ты уж, часом, не заснул? – забеспокоился пристав.
– Не, – старик открыл глаза, – мыслю, кто о Моське поведать что может.
– Ну и?
– Только я, – старик склонил голову к правому плечу. – Ежели вы захотите спросить, видел ли кто за прошедшие годы Моську, то я наверняка смогу ответить, что никто. Как уехал он, так и сгинул для нас.
– Почему не доложились приставу, что паспорта у вас украли? – спросил Кунцевич.
Старший посмотрел на своих приятелей.
– Забоялись мы. Василий Афанасьевич, становой, с нас три шкуры спустил бы.
– Спустил бы, – покачал головой, соглашаясь, Мечислав Николаевич, – теперь спустит, ведь всё равно это станет известным. Не бойтесь, не от меня. Вы мне скажите, двадцать лет назад или около того, кто из ваших уехал из села и более не вернулся? Вы ж должны помнить, ведь у вас всего-то дворов…
– Тринадцать, – подсказал тот крестьянин, что был пониже остальных.
– Именно.
– Вы говорите, двадцать лет?
– Ну, двадцать – двадцать пять.
– Елисей Степанов, – чуть ли не хором сказали крестьяне, а тот, что пониже, добавил: – Брат мой младший.
– Интересно, – задумался на миг Мечислав Николаевич, – младший брат, значит. И уехал он двадцать пять лет назад?
– Двадцать два, – тихо сказал всё тот же низенький мужичок.
– Двадцать два, понятно. Скажите, может быть, вам и фамилия Анциферов знакома?
– Отчего же?
– Были у нас родственники в Вышнем Волочке – Анциферовы.
– Были или есть?
– Вот этого я не знаю, мы давно от них вестей не имеем. Живы они или нет, бог ведает. Они к нам не ездят, а мы к ним и подавно, так что… – он пожал плечами.
– Какие-нибудь адреса их остались?
– Авось и остались, где-нибудь в старых бумагах.
– Иди ищи, – глаза Кунцевича загорелись, – и без адреса не возвращайся.
– Что нам будет за потерю паспортов, ваше благородие? – поинтересовался старший.
– Это вам Василий Афанасьевич скажет, а меня увольте от этого дела. Мне, простите, своих забот хватает. Преступников ловить надо, а не украденными документами заниматься.
Пока низенький крестьянин отсутствовал, во двор вошёл пристав. Казалось, он едва сдерживает себя.
– Ну что, Мечислав Николаевич, завершили дознание, или мне опять же пройтись по этому затерянному в житейском море краю? – спросил становой, раздувая ноздри.
– Благодарю, Василий Афанасьевич, за помощь. Вот только этот вот низенький…
– Степан, – подсказал один из оставшихся крестьян.
– Да, вот только Степан вернётся, и мы с вами сможем ехать.
Степан не заставил себя ждать и вернулся с письмом.
– Благодарю, – Кунцевич сложил конверт и сунул во внутренний карман пиджака, – но к твоему, Степан, неудовольствию я вынужден забрать эту бумагу, и скорее всего, ты не получишь ее обратно.
Глава 19