Молодая женщина покачала головой:
– Спустя примерно четверть часа, как я сделала этот снимок, тот бугай объявился на мосту и погнал меня в аптеку, где я встретила Коннора.
– Вот, значит, как?
– Разумеется, я понимаю, что история с больным зубом – вымысел. Что он пытался купить на самом деле? Что-то наркотическое? А вдруг веронал?
– Это лишено смысла, – вставил Карлсен. – Веронал был украден ещё на корабле. Так зачем же его покупать после кражи?
– Затем, что не Коннор его украл.
– Интересная версия. Значит, намерение убить Тамару Робинсон было не у одного, а у двух человек?
– Если помните, Леонард мне открыто заявил, что хотел бы убить свою мать.
– Да, но заявить – ещё не значит исполнить. И, кроме того, Леонард не мог убить. Это не вяжется и с психологией его брата.
– Вы в этом уверены?
Карлсен задумался. Был ли он уверен в чём-то теперь, после этого снимка, сделанного у реки?
– Вы обещали делиться ходом своих мыслей, – напомнила ему Вероника. – Книга ещё не окончена.
Карлсен (с ужасной неохотой) поведал о том, что произошло на допросе Коннора и какие выводы он сделал, после чего добавил:
– Но это не единственное, что не даёт мне покоя. Есть несколько вещей, которым я не могу подобрать объяснения. А когда я не могу объяснить что-то, связанное с делом, то начинаю сомневаться во всём остальном.
– Так, вы опять говорите загадками. Меня это не устраивает.
– Мисс Бёрч, для начала я хотел бы отделить зёрна от плевел
– Тогда не тратьте зря времени, хватайтесь за свои сорняки, – Вероника поднялась.
– Я могу на время оставить у себя снимки?
– Дерзайте, – мисс Бёрч махнула рукой, не оборачиваясь.
Карлсен занял её место на шезлонге и принялся рассматривать стопку фотографий. Утка. Ещё утка. И ещё. Или это одна и та же? Здания, улочки, снег, машины, люди. Гостиничное лобби. Мисс Бёрч в зеркале своего номера… голая с камерой в руках. Что ж… вполне, вполне. Утренний вид из окна. Кондитерская. Утка, утка, утка. Мисс Нортон на мосту Драконов. Утка. Река. Утка. Рынок. Мисс Нортон… Вскоре пошли и другие лица. Коннор Робинсон на террасе отеля (он явно не подозревал, что его снимают). Джон Робинсон на коньках. Остров. Церковный шпиль. В далёком силуэте угадывалась мрачная Мэри.
На одном снимке Карлсен задержался дольше всего. На нём была женщина в полупрофиль, снятая немного сверху и, очевидно, тайком (об этом говорили ветки по краям кадра). Миссис Робинсон. Карлсен внимательно её разглядывал. Красивая женщина с большими спокойными, как бы подёрнутыми дымкой глазами. Глаза были умными и мечтательными, волосы – светлыми, как у его матери. Мисс Бёрч очень точно описала в своём тексте внешность миссис Робинсон. Вероятно, фотография сделана перед тем самым падением…
У него за плечом кто-то стоял. Даже понимая это, Карлсен, едва повернув голову, вздрогнул.
Глава 3
– Нервная у вас работа.
– Вы так тихо подкрались.
Леонард шлёпнулся на соседний шезлонг, сцепил за головой руки. Некоторое время он насвистывал мелодию. А потом ни с того ни с сего спросил:
– Ну? Как идёт дело?
– Оно не идёт. Стоит на месте.
– Я думал, вы уже всех допросили.
– А я думал, вы не хотели меня больше видеть.
Леонард ухмыльнулся.
– И сейчас не хочу.
Он помолчал, затем сказал:
– Кто вы такой? Зачем вы встряли в это дело? Какие у вас побуждения терзать мою семью? Я не имею понятия.
Карлсен подтолкнул пальцем очки.
– Я вас хорошо понимаю, мистер Робинсон…
– Леонард. Боже, ты ведь не старше моего брата, а ведёшь себя, будто ты ископаемое из прошлого века!
– То же самое я могу сказать про тебя. Только тебе семнадцать.
– Почти восемнадцать! У меня хорошая школа – моя мать. Пожил бы с ней, тоже хватал бы жизнь на лету, лишь бы поскорее свалить из дома.
– У меня матери с девяти лет не было. И отца, кстати, тоже.
– Вот в чём твой секрет, парень! Тебя наверняка гложет какое-нибудь чувство вины, и ты, чтобы во всём этом разобраться, стал много читать и вдруг –
Карлсен кивнул:
– Согласен, банально, аж зубы сводит. Другое дело ты. Но, кажется, я тоже знаю, в чём твой секрет.
– Да неужели?
– Я почти уверен, что тебя гложет страх. Страх оказаться посредственностью.
Леонард обратил к нему взгляд и хотел что-то сказать, но молча отвернулся.
– Возможно, поэтому ты не хочешь, чтобы люди знали о тебе самые обычные вещи. Потому тебя раздражала мама, делившаяся о тебе со всем миром. Ты готов существовать только по своим правилам, войти в историю, но не как обычное существо, а как тот, с кем не будет ассоциироваться ничего банального. Словно ты пытаешься оживить одну из своих картин, сделать из неё реальность.
Адам сделал паузу и добавил:
– Возможно, ты боишься стать копией своего отца, стать обычным, несостоявшимся в делах пьяницей.
Брови Робинсона взметнулись на холодном лице. Он продолжал молчать.