Смерть на фуникулере

Мисс Нортон неловко прижалась к спинке лежака и открыла книгу.

Карлсен проглотил воздух, засёк время и погрузился под воду.

Примерно через три с половиной минуты он заметил, что силуэт отделился от шезлонга и направился к воде. Он вновь прервался и вынырнул.

Эмили Нортон присела рядом.

– Ещё раз простите, что мешаю вам…

– Ничего страшного.

– Вы знаете, после нашего с вами разговора я много думала, – Эмили вздохнула. – И пришла к выводу, что, вероятно, я была не права. Я решила, что должна непременно поделиться этим с вами.

Карлсен снял очки.

– О чём вы?

– О том, что наговорила. Мне кажется, я очень несправедлива к семье моей сестры. Можно сказать, я оклеветала людей.

– Ну, никогда не поздно что-либо исправить, – заметил Карлсен.

– Вы так думаете?

– Я всегда говорю, что думаю.

Мисс Нортон обняла руками колени, прижав их к груди, и сказала:

– Вот и я так всю жизнь поступаю – говорю, что думаю, но думаю-то я не всегда верно. Точнее, мне теперь кажется, что я часто рассуждаю неправильно. А может, и всегда… В общем, я пришла к выводу, что неправильно доверять каждому возникающему у тебя ощущению. Я ведь всегда всему верю: тому, что мне говорят, тому, что показывают. Знаете, в последние дни после общения с мисс Бёрч и особенно после нашего с вами разговора мне всё больше кажется, что я – абсолютнейшая дура.

– Это не так, – покачал головой Адам.

– Прошу, не жалейте меня. Я очень хочу научиться разбираться в людях, хотя бы немного.

– Для этого необходимо обладать минимальной долей цинизма и всегда допускать, что человек перед вами – неважно, племянник это или ваша любимая сестра – может оказаться совсем не тем, за кого вы его принимали.

– Да, понимаю, о чём вы.

– Мисс Нортон, что заставляет вас думать, что вы на кого-то клевещете?

– Мне просто пришла в голову мысль, что я ведь толком и не знаю, что такое семейная жизнь. Я живу одна и со стороны… то есть… я хочу сказать, что в теории знаю, что представляет собой семья, но на практике семьи ведь совершенно разные. И ссоры, и конфликты у всех разные, и любовь может проявляться по-разному, и только члены семьи могут правильно всё понимать…

Щёки Эмили покрыл румянец.

Она почувствовала это и сказала:

– Здесь очень жарко!

– Мисс Нортон, вам кажется, что вы неправильно что-то истолковали? Какие-то слова или какое-то действие?

Эмили Нортон долго разглядывала метель за окном, прежде чем ответить:

– Я думаю, что никто не виноват в том, что произошло.

– Это интересно, – с вниманием отозвался Карлсен.

– Я имею в виду, что даже если кто-то и совершил это, то им руководило очень естественное чувство.

– Что значит «естественное»?

– Которое могло родиться только в данной конкретной семье.

Карлсен сдвинул брови.

– Мисс Нортон, мы ведь сейчас про убийство с вами говорим, не так ли?

– Да, но не всегда же убийство происходит из злых побуждений? Ведь бывает же так, что человек совершает такой поступок по велению души?

– Мисс Нортон?

– Да, я всё ещё неясно выражаюсь. Я хочу сказать, что человеком может руководить не зло, а сострадание. Может же такое быть?

Карлсен задумчиво произнёс:

– По отношению к тяжелобольным – возможно.

– Я об этом и говорю! – с жаром воскликнула Эмили. Краснота продолжала расползаться по её лицу и шее. – Чем больше я думаю о том, что не знаю и не могу знать, какими были истинные отношения внутри семьи Робинсон, тем больше понимаю, какой на самом деле была моя сестра. Она была замечательным человеком, но в ней было столько всего другого… Сложного… Того, что мешало ей жить. И другим тоже.

– Смерть облегчила её страдания, вы это хотите сказать?

Эмили Нортон кивнула, выражение тревоги резко сошло с её лица, оно выглядело теперь как обычно – добрым и трогательным.

Эмили сказала:

– У нашего отца была последняя стадия онкологии. Он ослеп и практически не разговаривал. Каждый день был для него тяжким испытанием. В здравии это был жёсткий, строгий человек с викторианской закалкой. Но мы его очень любили. Так было заведено – любить тирана-отца. Годами позже, после его смерти, когда я выросла, Тамара призналась мне, что самостоятельно приняла решение помочь ему справиться с болью. Она усыпила его, как собаку. Я раньше и представить не могла, что доброта может существовать в виде убийства. Но именно Тамара открыла для меня чувство сострадания. Я поняла, что, если рядом мучается живое существо, ему нужно помочь, ведь в эту минуту ты сильнее, чем оно. Страдающий не может принять такое решение, он слаб, он измотан, он плохо понимает. Но ты, если у тебя есть сердце, должен набраться храбрости и сделать это.

В глазах девушки заблестели слёзы.

– Мисс Нортон, вы защищаете кого-то вполне конкретного? – спросил Карлсен.

Она покачала головой и сказала:

– Я уже говорила, что не знаю, кто из них это сделал. Но я думаю, что Тамара очень правильно воспитала всех своих детей. Пускай они кажутся такими разными и порой бессердечными. Но сейчас я верю, что ими никогда не руководило зло. Я знаю, что мои племянники – самые лучшие, самые преданные…

Глава 2

Эмили Нортон испарилась.