Смерть Хорна. Аккомпаниатор

Затем Даллов пошел в банк, попросил выписку из своего счета, а дома несколько часов подсчитывал все предполагаемые будущие расходы, включая квартплату и прочее, чтобы выяснить, сколько месяцев он сможет протянуть на деньги, которые скопил до ареста. Он выстраивал все новые колонки цифр, долго складывал и вычитал, а в результате лишний раз убедился, что скромных сбережений не хватит ему даже на год; деньги, скорее всего, кончатся уже месяцев через десять. В какой-то момент, еще исписывая листки бумаги цифрами, он понял, что все эти скрупулезные и бесполезные расчеты являются лишь предлогом для того, чтобы отвлечься от чего-то действительно существенного и важного. Да, он хотел перемен в своей теперешней жизни, даже обосновывал их необходимость тщательными экономическими выкладками, но при этом не желал осознавать подлинной, глубинной причины — ему было попросту скучно. Стало невыносимо проводить целые дни дома, занимаясь мелкими ненужными делами вроде наведения порядка в своем небольшом хозяйстве; это действовало на нервы. Каждое утро он вставал все позднее, потому что боялся предстоящего дня с его бессмысленными делами. В тюрьме он мечтал о свободе, именно о такой возможности бесцельной и бесполезной траты времени. И вот теперь убедился, что это не для него. Он не умел сидеть сложа руки и прямо-таки физически страдал от медленной, но нескончаемой потери времени. Раньше тиканье старого гулкого будильника успокаивало, даже усыпляло его, а теперь оно рождало в нем беспричинный страх, его мучили какие-то странные приступы тревоги, от которых он внезапно обливался потом. Длились эти приступы всего по нескольку секунд, но тем не менее весьма беспокоили его и казались ему дурным знаком. Часто он ловил себя на том, как, читая в кресле, внезапно вскакивал и принимался расхаживать по комнате с книгой в руке. Причем он не мог вспомнить, когда именно вставал и начинал ходить и что читал перед этим.

Он не мог бездельничать. Разучился, говорил он себе, ведь даже в тюрьме он работал много, чем порой, к своему удовольствию, даже раздражал надзирателей. Попытка перехитрить самого себя, заставить себя относиться к безделью как ко благу не удалась, что и приходилось признать. Прискорбно, однако факт. Даллов поднялся со стула, скомкал бумажки с вычислениями и изорвал их. Он принял решение, которое сразу же принесло ему облегчение, хоть и не ясно было, куда это решение заведет, какие возможности в его жизни для него вообще еще открыты, остались ли у него шансы найти в середине жизни новую профессию, заняться совершенно новым делом. «Середина жизни», — подумал он, усмехнувшись патетичности этих слов, и тут же из суеверия мысленно добавил: «По статистике». Он вспомнил отца и его просьбу вернуться, взять хозяйство в свои руки. Он покачал головой — нет, это не для него, а жаль.