Смерть и прочие хэппи-энды

Через десять минут Анна-Мария перезванивает. Кажется, я уже начинаю верить. Подруга сообщает, что Вселенная нам улыбается. У мастера рэйки имеется два «окна» днем в воскресенье, несмотря на ее занятость и популярность, поэтому Анна-Мария тоже заказала сеанс. Оказывается, Рита живет в Нисдене[25], и Анна-Мария вызывается забрать меня. Наверно, хочет убедиться, что я не передумаю.

Она ведь понятия не имеет, как сильно я на это надеюсь. И передумать поэтому никак не могу.

День 69-й

Я пытаюсь сохранять спокойствие, но получается не очень.

Я выхожу из лифта, быстро оглядев себя в карманное зеркальце, а затем иду с колотящимся сердцем вниз к бару «Водный Осколок», высматривая его через открытый лестничный пролет точно так же, как делала всегда. Гарри уже там, сидит у окна. На столе напиток – без сомнения, его обычная водка с тоником.

Он смотрит в свой телефон, и его лицо освещено светом экрана, серебрящегося в сумраке зала. Его густая темная челка свисает на глаза. Он в повседневной одежде: черный кашемировый свитер с глубоким вырезом, в котором виднеется белая футболка, узкие черные джинсы.

Я ощущаю еще один всплеск волнения. Делаю глубокий вдох, а затем подхожу к нему. Гарри поднимает глаза, словно почувствовав мое приближение, отбрасывает телефон и вскакивает на ноги.

Он наклоняет голову, осторожно оглядывая меня, а затем, будто разрешив себе быть оптимистичным, широко и с облегчением улыбается.

– Прекрасно выглядишь, – говорит он. – А я волновался… – Он заключает меня в объятия и прижимает к груди. Я чувствую его знакомый запах и вспоминаю обо всем, чего мне не хватало.

– Ты ожидал, что я сгорблюсь и съежусь?

– Не знаю, чего я ожидал. Я просто очень рад тебя видеть. И ты выглядишь вызывающе шикарно. Как тебе это удается?

– Смерть мне к лицу, – заявляю я. – И еще наложенный макияж и это тусклое освещение.

Он улыбается:

– Прежняя добрая Салли. Все еще умеешь пошутить в критической ситуации.

Неужели я действительно это умею?

Мы садимся на обитые бархатом стулья и смотрим на Лондон, пульсирующий у наших ног миллионами мерцающих огоньков, словно откликаясь на ритм музыки, звучащей в баре. Мой собственный пульс зашкаливает.

Тауэрский мост, красивый при дневном свете, еще более элегантен ночью; Тауэр-42[26] с зеленой освещенной крышей светится ярко, как огромный полированный изумруд. Люблю этот вид. Люблю Лондон. Раньше я даже не догадывалась, как сильно люблю.

Я оборачиваюсь и ловлю на себе изучающий взгляд Гарри. Он откидывает голову назад и смеется, отмахиваясь от того, что для любого другого могло стать неловкой оплошностью.

– Извини, но я просто… Не знаю. Наверно, не стоит продолжать эту фразу. Я просто. Точка.

Он кивает, будто и сам немного сбит с толку. Будто для него эта встреча – тоже в какой-то степени сбывшаяся мечта.

– Эта фраза мне подходит, – замечаю я. – Возможно, короткая, но я поняла.

– Ты всегда понимала, верно?

Между нами странное чувство, что все это так нормально и в то же время так хрупко. Словно мы оба хотим признать, как это печально, но боимся сказать вслух, чтобы не разрушить очарование.

Некоторое время мы молчим, глядя друг на друга.

– Давай не будем грустить? – предлагаю я. – У меня это не очень хорошо получается.

– Да, не очень, – отзывается Гарри. – Думаю, теперь я это знаю. Могу я сказать всего один раз? Что мне очень, очень грустно.

– Ха! Ну ладно. Но только один раз, – соглашаюсь я. – И если тебе интересно, мне тоже.

Гарри протягивает мне меню напитков.

– Извини, я начал без тебя. Ты готова сделать заказ? Я готов к дозаправке.

– Я выпью свой обычный коктейль, – отвечаю я, хотя, по большому счету, мне все равно. В последнее время я не употребляю алкоголь, но, думаю, довольно странно прийти в коктейль-бар и не выпить. Спиртное для меня теперь на вкус как яд, но, наверно, говорить об этом не стоит.

– Хорошо, – кивает Гарри. И я понимаю, что сказала это так, будто он должен знать мои вкусы.

– Ты помнишь?

– Эй! Сколько раз мы приходили сюда? Ты всегда пила одно и то же.

– Как и ты. Держу пари, это водка с тоником.

– Это обнадеживает, не так ли? – замечает Гарри. – Знать, что некоторые вещи не меняются.

Он делает знак официанту и заказывает мне «Королевский джулеп»[27] и еще одну водку с тоником.

– О, и бутылку воды, – добавляет он, глядя на меня.

Он знает, что я легковес в этом деле. Я ощущаю, как напрягаются мускулы на моем лице, и понимаю, что я, видимо, вся – одна большая страстная улыбка. Я ничего не могу с собой поделать. К счастью, выражение его лица не меняется. Предупредительное, открытое.

Его широко расставленные глаза блестят, как раньше. И все же теперь он выглядит немного по-другому. Не знаю почему. Еще недавно я бы ничего не сказала из вежливости – я бы просто сидела и молча гадала. Но теперь мои приоритеты сместились: больше нет времени сидеть и гадать, поэтому я решаю выяснить.

– Ты выглядишь отлично, Гарри, – ляпаю я, – но что-то в тебе как будто изменилось. Что это?

Прямолинейность, как оказалось, раскрепощает.

– Да? – Он ощупывает свое лицо кончиками пальцев. – В каком смысле изменилось?