Смерть и прочие хэппи-энды

Я неторопливо спускаюсь вниз, выхожу через открытые ворота на улицу и сворачиваю за угол, намереваясь пересечь ее. Все тихо и идеально, как будто весь мир заботит лишь красота дня.

Я начинаю переходить через дорогу, как вдруг «вжу-ух!» раздается буквально из ниоткуда!

Вокруг меня вихрь воздуха, в уши врывается рев приближающейся машины.

В этот момент я ясно понимаю – вот оно. Пусть я спаслась от смерти, но смерть все равно пришла за мной. В эти несколько секунд я осознаю, как хороша была жизнь, прежде чем ее жестоко отнимут, как отбирают назад подарки. Немногие отпущенные моему нерожденному ребенку месяцы кажутся жестокой шуткой, пока я стою, застыв во времени, в ожидании страшного удара, ошеломленная знанием, что меня ожидает столь беспощадный финал.

А потом – БУМ!

Что-то изменяется. Взявшись точно так же из ниоткуда, чья-то рука – рука судьбы? – вдруг выталкивает меня из моего застывшего мгновенья вперед. Меня практически отбрасывают на противоположную сторону дороги.

– Какого хрена! – кричит чей-то голос. – Долбаный лихач!

Услышав голос, я встряхиваюсь и понимаю, что по-прежнему нахожусь в своем теле – живая! И держусь за руку, которая спасла меня.

– Вы в порядке? – спрашивает он. И оглядывается на дорогу, на которой теперь видны чернильные следы шин. – Господи! Это было так близко. Этого чокнутого ни в коем случае нельзя выпускать на дорогу. Наверно, какой-нибудь безумный мажор или…

Он оборачивается ко мне. Я осознаю, что вся трясусь и того и гляди могу хлопнуться в обморок. Я кутаюсь в пальто, как в одеяло.

– Вам нужно немного воды, – решает он. – Пойдемте к кафе.

Я киваю. Мне сложно говорить.

Он проводит меня к одному из столиков возле кафе, но, прежде чем я успеваю сесть, меня рвет – причем так, что брызги летят на его кроссовки.

– Извините, – бормочу я, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Мне очень жаль.

– Присядьте, у вас шок. Свесьте голову между колен. Я принесу вам воды и бумажный пакет, в который вы сможете подышать.

– Или надеть на голову.

– Я вернусь через две минуты! С вами все будет хорошо?

– Да, думаю, да. – Я говорю это уже тротуару, свесив голову между колен. Мои солнечные очки соскальзывают с влажного носа, и у меня нет сил их поднять.

Через минуту я снова вижу его кроссовки. Он отвинчивает крышку бутылки с водой и протягивает ее мне. Он высокий, с длинными вьющимися волосами поверх воротника пальто и с густой бородой.

Он держит несколько коричневых бумажных пакетов из-под сандвичей.

– Спасибо, – говорю я, жадно глотая воду. Он внимательно наблюдает за мной, будто бы изучая.

Я отставляю бутылку и улыбаюсь, а он кивает, будто чего-то ждет.

– Огромное спасибо, что спасли меня, – продолжаю я. – Не знаю, как вас и благодарить.

Он не сводит с меня пристального взгляда. Слишком пристального. Неудобного. За этим взглядом стоит нечто больше, чем просто беспокойство… И тут до меня вдруг доходит. Я ощущаю покалывание на коже.

Я тянусь за очками и торопливо их надеваю. Мои руки снова дрожат, и их примеру следует все тело.

Это же он! Парень с пустоши. Он теперь с бородой. И он спас меня.

Он снимает пальто и набрасывает мне на плечи.

– Вам надо согреться. Может, зайдем внутрь?

– Нет-нет, – отвечаю я. – Мне нужен свежий воздух. Я останусь здесь.

Он пододвигает стул и садится рядом со мной. Я чувствую себя косноязычной и неуклюжей, совершенно не представляя, что же сказать.

– Не знаю, как вас и благодарить, – повторяю я, клацая зубами. – Правда. Я уж думала, мне конец.

– Я тоже думал, что вам конец, – отзывается он. – И я рад, что вы все еще здесь. Целая и невредимая.

Я гляжу на него и улыбаюсь. Я вижу ясно, что он узнал меня.

Повисает длительное молчание.

– Ну да, – нарушаю я его первой, – это я.

Он улыбается:

– И с вами чертовски все хорошо, верно?

– Хорошая борода, – хвалю я. – Это маскировка?

Он смеется, любовно проводя по ней рукой.

– Просто лень бриться. Я плохой хипстер. Кстати, хорошие очки. Если говорить про неудавшуюся маскировку.

– Она никогда не была моим коньком. – Мои зубы все еще стучат.

Он откидывается на стуле и искоса смотрит на меня.

– Вам уже лучше?

Я усмехаюсь:

– В смысле, если не считать трясучки и рвоты?

– Вас снова тошнит? Если да, я, пожалуй, уберу ноги подальше.

– Я же извинилась, – говорю я. – Я чувствую себя ужасно. Но пока ваши ноги в безопасности.

– Это обнадеживает. – Он все еще смотрит на меня, в его глазах пляшут искорки.

– Вам, наверно, интересно узнать, почему я все еще жива?

Он наклоняет голову:

– Хорошо, что вы об этом заговорили.

Я отпиваю еще немного воды.

– Я вам не лгала. Это не было какой-то уловкой в целях заигрывания. Мне действительно поставили смертельный диагноз.

Он глядит на меня так, словно не сомневается в моих словах.

– Несколько месяцев я готовилась к загробной жизни, или пустоте, или к чему-то еще. Но мой врач допустил ошибку. Они перепутали результаты анализа.

– Ух ты, – произносит он.

– Вот такое вышло недоразумение.

Он наклоняется вперед.

– Подумать только, и вы чуть не упустили свой второй шанс.

– Это точно! Спасибо, что спасли меня. И извините за кроссовки.

– Могло быть хуже.