Смерть и немного любви

Но мне пять лет, и меня не устраивает шаткий и непредсказуемый мир, в котором «никогда нельзя точно сказать». Я — ребенок, и я хочу определенности. Моя детская боязливость требует уверенности в том, что мама с папой будут всегда, и всегда будет моя уютная постелька, и плюшевый заяц возле подушки, и сказка на ночь, и яблочный сок по утрам, и бабушкины пироги по субботам. Я хочу знать точно, что, если буду каждый день чистить зубы, говорить «спасибо» и «пожалуйста» и слушаться, меня будут хвалить, а когда начну капризничать или что-нибудь сломаю — меня накажут. Но если бывают разные ситуации, и не все так просто, и никогда нельзя сказать наверняка, то, может быть, меня будут наказывать за хорошее поведение и начнут хвалить за плохое? Мой пятилетний мозг не в состоянии справиться с такой задачкой. И я начинаю злиться.

Мне восемь лет… Родители взяли меня с собой в кино, и я вместе с ними смотрю на экран, где отпетый преступник, сбежавший из тюрьмы, кого-то спасает и погибает. Мама украдкой вытирает слезы, но я не могу понять, что ее так расстроило.

— Мам, тебе что, жалко его? — спрашиваю я, когда мы выходим на улицу, в теплый ароматный весенний вечер.

— Конечно, солнышко, — кивает мама.

— Но ведь он же преступник, — горячо возмущаюсь я. — Он же из тюрьмы сбежал. За что же его жалеть? Умер — так ему и надо.

— Видишь ли, детка, — снова заводит папа свою обычную песню, — не все так просто. Нет людей абсолютно плохих и абсолютно хороших. Он, конечно, преступник, но ведь он спас девочку, не дал ей погибнуть, значит, он все-таки хороший человек. Не всегда можно определенно сказать…

Но меня это не устраивает. Я хочу иметь твердые ориентиры, чтобы не заблудиться и не потеряться в мире взрослых. Я хочу знать точно, какие люди считаются хорошими, а какие — плохими.

Я хочу знать точно, что можно делать, а чего делать нельзя, за что всегда похвалят и наградят, а за что — сурово накажут. Я ищу это знание, собираю его по крупицам, задавая родителям тысячи и тысячи вопросов, но они никак не поймут, что мне нужно, и продолжают туманно и расплывчато объяснять мне, что не все так просто и что бывают ситуации, когда…

В конце концов я начинаю постигать мир самостоятельно, без их помощи. Я читаю книжки и смотрю кино про милиционеров и преступников, про разведчиков и шпионов, про «красных» и «белых» и делю мир на два цвета. Полутона меня тревожат, неопределенность пугает, неоднозначность решений вызывает ужас. Я их ненавижу.