— Не знаю. Способностей, наверное, нет. И соображаю туго. Аська ситуацию на лету сечет и моментально подстраивается, а я только спустя несколько часов соображаю, как можно было разговор повернуть да какую мину скорчить… Ну, у меня зато свои хитрости есть. Тебя кормить или сразу к делу приступим?
— Совместим. Пока пленка будет проявляться, можно перехватить чего-нибудь, если тебе не сложно. Потом второй перерыв сделаем, пока снимки будут сохнуть.
Фотографии получились на славу, но Антон понял это только тогда, когда Селуянов показал ему те снимки, с которыми нужно было «монтировать» Емельянцеву. По замыслу оперативника, в итоге они должны были получить фотографии, на которых Ольга была запечатлена в момент встречи с несколькими разными мужчинами, которые передавали ей какие-то небольшие пакеты. Поэтому кадр с протянутой за сдачей рукой оказался как нельзя более кстати. Кроме того, Емельянцеву нужно было «переодеть».
— А какова идея? — спросил озадаченный Шевцов. — Для чего мы это делаем?
— Для обмана, конечно, для чего ж еще, — отшутился Селуянов. — В нашем деле закон простой: не соврешь — правды не добьешься. Давай еще по кофейку дернем, пока сохнут снимки.
— Нет, я буду чай, если можно, — попросил Антон. — Мне кофе совсем нельзя.
— А что у тебя? Чем болеешь-то?
— Ишемическая болезнь сердца.
— Да ну? Ты вроде молодой еще, — удивился Коля.
— Это с детства. Да ты не смотри на меня как на калеку, — рассмеялся фотограф, — я привык. Меня с этой ишемической болезнью и в армию взяли, два года оттрубил, как у вас говорят, от звонка до звонка. Даже работать почти не мешает. Прихватывает примерно раз в два месяца, отлежусь три-четыре денечка — и все. Не смертельно.
Селуянов заварил свежий чай, нарезал бутерброды, достал из шкафа бутылку с коньяком, потом неуверенно посмотрел на гостя.
— Тебе, наверное, и этого нельзя?
Антон отрицательно покачал головой.
— Нельзя. Но ты пей, если хочешь, меня это не ломает.
— Точно? — обрадовался Коля. — А то неудобно как-то: я буду пить, а ты — смотреть.
— Да я всю жизнь смотрю и как пьют, и как танцуют всю ночь напролет, и как с девушками развлекаются. Привык.
— А сам — ни-ни?
— Боюсь, — признался Шевцов. — Только курю, ничего не могу с собой поделать. Но от всего остального приходится отказываться. Хочется пожить подольше.
— Это правильно, — одобрительно кивнул Коля, доставая рюмку и наливая в нее коньяк. — Твое здоровье.
Он залпом выпил прозрачную коричневую жидкость, поймав на себе удивленный взгляд гостя.
— Чего так смотришь? Коньяк залпом пью? Думаешь, спиваюсь?
Антон пожал плечами и осторожно отпил из чашки дымящийся чай.
— Ты один живешь? — вместо ответа спросил он.
— Один. Жена сбежала, не вынесла тягот милицейской семьи.
Селуянов быстро налил себе вторую рюмку и так же одним махом опрокинул в себя.
— Ты сам-то не женат?
— Нет еще, — улыбнулся Антон.
— Собираешься?
— Пока нет.
— А чего тянешь?
— Материальную базу создаю, — пошутил фотограф. — Представь себе, я женюсь, рождается ребенок, а у меня сердце не выдерживает. Жена-то рассчитывала, что проживет со мной долго, что я помогу ребенка вырастить и на ноги поставить, а я вдруг помираю и оставляю ее с малышом на произвол судьбы. Получается, вроде как я ее обманул и предал. Поэтому я должен обязательно иметь средства, чтобы после моей смерти они ни в чем не нуждались, хотя бы какое-то время.
— Чего ж ты себя хоронишь раньше времени, — с упреком произнес Селуянов, выпивая третью рюмку. — Может, ты лет до семидесяти проживешь.
— Может, — согласился Антон. — А может, и нет. И если я женюсь, то должен быть спокоен за свою семью. Тебе, наверное, странно все это слышать, но у сердечников вообще психология другая. Здоровым людям нас не понять.
— Ладно, ты на меня не обижайся. И не смотри на меня волком, больше пить сегодня не буду. Три рюмки — моя норма на каждый вечер. Без них спать не ложусь. Все, смотри: бутылку убираю.
Он действительно убрал бутылку обратно в шкаф. Лицо его расслабилось и порозовело, глаза заблестели.
— Слушай, Антон, давай-ка поговорим про кражу из вашей фотолаборатории. Замок, как я понимаю, у вас там игрушечный стоит?
— Да кому мы нужны-то с нашими фотографиями и пленками? Там сроду никогда ничего не запиралось. Ты же видел, в комнате стоят металлические шкафы, иногда ребята там аппаратуру оставляют, но редко. Знаешь, каждый себе камеры сам выбирает, это же наша профессия, поэтому мы их и покупаем сами, и ремонтируем, в руки никому не даем. И потом, чем «горячее» снимок — тем лучше, вот мы с камерами и не расстаемся, а вдруг по дороге кадр интересный подвернется. Но если кто-то оставляет аппаратуру в сейфе, то запирает и опечатывает. А все остальное так по всей комнате валяется, сам видел. Кто угодно может зайти и взять, не возбраняется.
— Ну и порядочки у вас, — с осуждением покачал головой Николай.
— Так ведь ничего секретного там нет…
— Сегодня нет, а завтра — украли. У кого-нибудь еще пропали пленки?