Смерть и дева. Эхо незнакомцев

— Тогда, похоже, нам лучше перестать пялиться по сторонам и попытаться пошевелить мозгами, — отозвалась миссис Брэдли. — Как далеко он, по-твоему, ушел? Я имею в виду место, где ты видела его в последний раз.

— О, мы уже давно его прошли: перед тем, как подняться на мост за спортивными полями колледжа.

— Хорошо. Тогда давай вернемся и начнем оттуда.

— Господи боже! — воскликнула Элис. — Вы правда так думаете? Если я, конечно, вас правильно поняла!

— А что пришло тебе в голову, дитя?

— Ну что он мог пойти через поля! Я не догадалась поискать его там. Разве вы не понимаете? Если он так поступил, то ему нужно было пройти лишь вдоль реки, по краю полей, до тропинки, по которой можно попасть на дорогу! Так он и сделал, я уверена! Затем быстренько дошел до Сент-Кросса — он спокойно мог меня опередить, пока я искала его на реке, — оставил удочку мальчишкам, чтобы я подумала, будто он пошел на территорию Сент-Кросса, спрятался в дверях одного из домов напротив больничной сторожки и отправился совершать убийство! Или сталкивать тело мальчика с берега! Или что еще пожелает! А я ни о чем и не догадалась! В его распоряжении была бы уйма времени, а время, как я полагаю, самая важная деталь.

— В этом что-то есть, — согласилась миссис Брэдли. — Молодец! Похоже, ты догадалась, как он тебя обманул. Однако есть еще одна вещь, которую нам следует поискать, и…

Элис замерла.

— Господи боже! Вы видите, что я вижу? — воскликнула она. — Смотрите же! Речная нимфа!

Миссис Брэдли вгляделась пристальнее, перевела взгляд на окружающие камыши и ивы, а затем снова на воду. Великолепная нагая фигура, крепкая, крутобедрая, полногрудая и розовая, только что нырнула в заросли цветущих камышей и, изящно войдя в воду, не оставила ничего, кроме разбегающихся кругов и слабого эха от всплеска, чтобы убедить наблюдателей, что они не ошиблись.

Элис стояла, обхватив сильными и цепкими пальцами запястье миссис Брэдли. Теперь она разжала пальцы и, пригнувшись, начала преследовать речную нимфу вдоль берега, теряя из виду реку, лишь бы остаться незамеченной.

Оставшись одна, отделенная от нимфы пятьюдесятью футами длинной влажной травы, миссис Брэдли вдруг хихикнула и, предоставив Элис ее бойскаутским играм, подобрала юбки и с удивительной скоростью и живостью побежала в направлении дорожки, которая вела от моста колледжа к сооружению из досок и жердей, по которому Колледж-пас пересекал Итчен. Перегнувшись через перила, она с радостью обнаружила под мостом свою красивую и бесстыжую секретаршу.

— Довольно нестандартный хариус или форель, — заметила миссис Брэдли.

— Приветствую вас, — откликнулась Лора. — Мне повезло, что это вы, а не епископ или еще кто!

— Епископ, может, и не возражал бы, — усмехнулась миссис Брэдли, — но перед деканом мне отвечать не хотелось бы. И почему вы демонстрируете свои красивые языческие формы в водах, посвященных святому Свитуну?

Лора подплыла к берегу и выбралась на сушу. С макушки у нее, капая, свисала зеленая водоросль, а на розовом мускулистом бедре красовался мазок грязи. Миссис Брэдли подумала, что мистер Тидсон мог бы и не искать другую наяду.

— А, ладно, — сказала она, отстраненно и с восхищением любуясь ладными линиями Лориной фигуры. — «Случиться может так, что никогда мне больше не слыхать кукушки зов унылый, и радуги мне больше не видать по эту сторону могилы»[48]. Полезай назад в воду, дитя. Ты замерзнешь.

По мягкой грязи Лора прошлепала к мелководью, зашла глубже. Затем забралась на перила моста, балансируя сначала шатко, а потом увереннее, сделала вдох, наполнив легкие, втянула и без того плоский живот, взмыла, как парус яхты, и ласточкой нырнула в воду.

Тем временем чрезмерно впечатлительная Элис продиралась сквозь мяту, незабудки, маргаритки, пурпурный вербейник и собачью петрушку и, наконец, выбралась на тропинку и добежала до моста.

— Черт меня побери! — только и сказала она при виде обнаженной Лоры. — Эй, Ищейка, подожди меня!

Она извернулась, выгнулась и двумя рывками освободилась от одежды и пару секунд спустя нырнула в пруд — стрела прозрачного, бледного света, как только что очищенный от коры ивовый прутик или звук серебряной трубы.

Миссис Брэдли вздохнула, и, словно эхом ее ностальгии, издалека, с другой стороны лугов промычала корова, всего раз и печально, и миссис Брэдли подумала о народных балладах, об Эросе и Психее Апулея, о русалочке Ганса Христиана Андерсена и балете Фредерика Аштона «Леда и лебедь».

Поднявшееся солнце залило мелководье золотом, но в глубоком пруду сохранялся тенистый, зеленоватый сумрак. Взлетели жаворонки. Небо становилось глубже. К этому времени оно уже было насыщенно голубым, обещая дивный летний день. Легкий ветерок, который очень скоро должен был стихнуть и уступить место насыщенному и несущему жизнь теплу, зашевелил листочки на ивах, и мир вновь оказался состоящим из воды, воздуха и солнца, как при своем сотворении.