— Мотив. Невооруженным глазом видно, что тут замешан один из юных дьяволят, но пока мы не найдем мотив, к стенке их нам не прижать. Видите ли, кого бы ни шантажировал Уитт, мы не знаем, был ли это кто-то из них.
— Хотите сказать, что вы не считаете их способными на убийство?
— Будь я проклят, если знаю. У меня из головы не идет американское дело Лёба и Леопольда[94]. Наши юные декаденты могут принадлежать к тому же типу. Конечно, поговорить толком мне удалось лишь с тем, кто называет себя Дереком. Второй оказался настолько хитер, что общался со мной при помощи детского лепета или вроде того. Чутье… знаете, как у Дж. А. Фергюсона в «Кэмпбелле Килмора»… призывает меня кольнуть его мечом в зад и посмотреть, не развяжется ли у него язык, но, увы, мне не позволено даже надрать ему уши.
Гэвин только что побеседовал с юношами, а затем явился к миссис Брэдли, чтобы поинтересоваться ее мнением и доложить о собственном.
— Это еще не все, — сказала она. — Я тут подумала: возможно, свидетельство мисс Хиггс нам и не понадобится. Произошло событие, значение которого поначалу ускользнуло от меня.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я говорю об игре или сговоре двух юношей.
— Об убийстве или убийствах?
— Не совсем. Имеется в виду только то, что они менялись местами.
— И что же?
— Когда я привезла Фрэнсиса (я считала, что именно его) к деду, один из близнецов самым драматическим образом упал в обморок. По-настоящему потерял сознание. Я слишком опытный врач, чтобы меня можно было обмануть в таком деле. Поначалу я думала, что этот шок вызван страхом перед дедом, но…
— Хотите сказать, так и было, — подхватил Гэвин, — но не по тем причинам, по которым вы думали?
— Правильно, юноша. Он действительно боялся своего деда, который воскликнул только (признаться, к моему удивлению, так как я слышала от мисс Хиггс, насколько сильна была его неприязнь к ее подопечному): «Так-так-так-так-так!», притом сравнительно дружелюбным тоном.
— Я понимаю, о чем вы. Другими словами — хотя я сам до такого нипочем не додумался бы, — настоящий Дерек снова переоделся Фрэнсисом, и один из близнецов, вероятно, Дерек, считал, что, увидев их вместе, его дед узнает любимого внука.
— Вот именно. А если так, тогда все причины полагать, будто бы настоящий Фрэнсис был глухонемым, самым решительным и наглядным образом опровергнуты.
— Но мне кажется, мы все-таки должны выслушать мнение мисс Хиггс по этому вопросу.
— В таком случае обратиться к ней надо как можно тактичнее.
— Да, это я уже понял. Стоит ли мне обратиться к ней первым, или это сделаете вы?
— Думаю, вы. Ваша красота и обаяние наверняка ошеломят старую деву.
— Ничуть этому не удивлюсь, — отозвался Гэвин, отступая на некоторое расстояние от указующего на него желтого пальца. — «Открылась вся земля — Даная — звёздам»[95]… тот факт, который мы, полицейские, при всей нашей скромности не можем не сознавать.
Книга вторая
Эхо
Но если вы и разговаривали с собой, вы себе не отвечали. Я отчетливо слышал два голоса.
Глава 13
Эхо под мостом
…вторит эхо и тает, тает и тает…[96]
В Стоун-Хаус и Вэндлс-Парву миссис Брэдли вернулась слегка опечаленная. Несмотря на ее убежденность, что близнецы были хотя бы в некотором роде причастны к двойному убийству, — одному в Ветвоуде, другому в Миде, она не сомневалась, что они столкнулись с неким вопиющим злом, и это зло побудило одного из них или их обоих к мщению.
Самым очевидным и вероятным мотивом для убийства, какой только мог у них быть, представлялся шантаж, а по мнению миссис Брэдли, шантаж относился к одним из самых тяжких преступлений. Строя предположения насчет возможных причин этого шантажа, она начала с первого известного факта — что родители близнецов погибли одновременно. И задумалась, могло ли случиться так, что смерть родителей наступила в результате какой-либо халатности, малодушия или потребности со стороны близнецов. Но поскольку в момент аварии им не могло быть больше семи лет от роду, это исключало — исключало в практическом смысле — любые вопросы, касающиеся их ответственности.
Мысль продолжала развиваться. Что такого могли натворить Фрэнсис или Дерек с тех пор, как им минуло семь… — нет, больше, как минимум шестнадцать лет, если это дало совершенно чуждому щепетильности человеку такую власть над ними, что его убийство выглядело единственно возможным решением?