Смерть и дева. Эхо незнакомцев

Согласно медицинскому заключению, которое заново пересматривалось и подвергалось анализу во время коронерского расследования, незадачливого капитана команды Брука ударили его же собственной крикетной битой почти сразу же, как только он удалился в павильон после того, как его вывели из игры — или, точнее, после того, как он сам предпочел выйти из нее. На рукоятке биты отпечатков пальцев не оказалось. Смерть наступила хоть и не мгновенно, но практически сразу, так что жертва в сознание больше не приходила. К облегчению (если так можно выразиться) друзей покойного врачи ясно дали понять: даже если бы о нападении узнали сразу же после него, спасти жизнь пострадавшему было бы невозможно.

Сэр Адриан казался жизнерадостным, плотно ужинал в поздний час и со смаком обсуждал убийство. Дерек, у которого был усталый вид, почти ничего не ел, в разгар трапезы извинился, покинул столовую и не вернулся. Том, одержимый естественным желанием разузнать об убитом, главным образом потому, что он поймал себя на весьма недостойном любопытстве, остром, как при чтении воскресной газеты, вытянул из явно неосторожных реплик сэра Адриана все, что только мог, но отправился спать, так толком и не сделав никаких выводов.

Если верить сэру Адриану, всплыло одно обстоятельство. Выяснилось, что у погибшего был заклятый враг. Но казалось немыслимым, чтобы именно он мог совершить убийство.

— Да, если бы в тот момент он не судил игру, а доподлинно известно, что он как раз ее судил, — продолжал сэр Адриан, — этим человеком был бы Питер Корниш. Они с Уиттом враждовали уже много лет. Начали еще в войну, хотя никто не знает точно, кто из них прав, кто виноват. Помните, был тогда здесь ужасающий дефицит вина и прочих спиртных напитков? Вот тогда-то все и началось. Не знаю, то ли из-за товара с черного рынка, то ли еще из-за чего. Я не раз пытался выспросить правду у Корниша, но тот либо отмалчивался, либо страшно злился. Он бы ни перед чем не остановился. Помню, как-то он вспылил во время игры в дартс. Сам он в то время не играл, но кто-то из Брука начал скандалить. Корниш позаимствовал пару дротиков у одного из наших ребят и в буквальном смысле слова прибил уши скандалиста к дверям. Видите ли, тот как раз стоял у двери, прислонившись к ней спиной, Корниш метнул в него дротики, и прежде, чем кто-нибудь успел опомниться, один дротик проткнул ему мочку левого уха, и он завизжал, как свинья, пригвожденный к двери. Сам я этого не видел. А жаль. Горячий он малый, если его задеть.

— И что же было дальше? — спросил Том, который не поверил этой байке и не смог избавиться от неловкого ощущения, что сэр Адриан рассказал ее не без тайного умысла.

— Ничего. Корниш выдернул дротик, налил пострадавшему двойного виски и выставил его за порог. Вскоре после этого тот тип покинул здешние края. Так и не смог примириться с тем, что случилось, понимаете ли. Дети дразнились, кричали ему вслед, и тому подобное. О, в пабе у Корниша народ ведет себя прилично, можете мне поверить.

— А каким человеком был Уитт — помимо того, что он не ладил с Корнишем?

— Крысой, — лаконично отозвался сэр Адриан. — Только не просите объяснить, почему. Не смогу. Из семьи с приличными связями, а человек паскудный. В Оксфорде с него стащили штаны, его допрашивали в Жокей-клубе — насколько мне удалось выяснить, и о том, и о другом случае мало что говорили, и конечно, его не отстранили, — а я и не утверждал, что было такое! — но от него всегда дурно попахивало.

— Он всю свою жизнь прожил в Бруке?

— Нет. У его семьи была недвижимость в Восточной Англии, кажется, но они ее продали, когда налоги, в том числе на наследство, начали тянуть все соки. В Брук он приехал год или два назад, уже после окончания войны. Купил довольно маленький деревенский дом и мало-помалу обжился. В роли капитана своей команды он был уже второй год. Свою лучшую биту они потеряли перед самым концом войны и несказанно обрадовались, когда в команде появился Уитт.

После ужина Том решил прогуляться вокруг крикетного поля. Хоть он в этом себе и не признавался, настоящей его целью было попробовать отыскать какие-нибудь улики, изобличающие убийцу. С трудом верилось, что кто-то мог пробраться через дом в павильон, но поскольку у обеих команд и всех зрителей имелось алиби, за неимением лучшего приходилось верить. Какие-то смутные мысли тревожили разум и совесть Тома, и он подумал, что одинокая прогулка по опустевшему полю поможет им проясниться.

Однако прогулка получилась краткой. Рослая фигура возникла перед ним, официальный, но доброжелательный голос произнес:

— Извините, сэр, но вам придется сегодня выкурить сигару в саду, если вы хотите подышать свежим воздухом.

Том и не подозревал, что павильон и его окрестности по-прежнему находятся в распоряжении полиции. Он извинился, пожелал полицейскому доброй ночи, вернулся в дом и поднялся к себе в комнату. А когда включил свет, обнаружил сидящего на кровати Дерека, одетого по-прежнему так же, как за ужином.

— Привет, — сказал Том. — А я думал, вы давным-давно легли.