– Рабы и тираны дружно меня ненавидят. Короче, общество людей в своих простейших проявлениях – это постоянный источник разочарования. Просмотр теленовостей для меня – ежедневный акт мазохизма. Ничего не смогу с собой поделать, все равно включаю.
– Вы называли это «вшивым апофеозом».
– Я считаю себя бунтарем против системы, порочность которой никому не видна. Во мне кипит ярость, и ей никогда не погаснуть.
Обоим журналистам по душе это тихое место вдали от городской суеты.
– Все носят в сердце раны юности. Почему так, Исидор?
– Все дети страдают. Таков закон жизни. Все делают вид, что защищают вдов и сирот, но это не так. Во всем мире вдовам некуда приткнуться, а сироты попадают в сети сутенеров.
Он ежится.
– Нам достаются только мелкие неудобства. Другие становятся жертвами инцеста, подвергаются побоям, недоедают, попадают под влияние фанатиков, их насильно выдают замуж… Они с самого начала сломлены, порой по вине родителей. Им уже не возродиться.
– Получается, мы какие-то исчадия…
– Нет, просто молодой вид, воспроизводящий насилие прежних поколений. Так может продолжаться без конца. Насилие – единственная знакомая система, других мы не знаем. Посмотрите, какие видеоигры продаются лучше всего: те, где убивают, причиняют другим страдания. Сражение, война будят в нас что-то архаическое. Братство – новое понятие, в наших клетках на него ничто не откликается. Приходится насиловать свою природу, вытягивать себя за уши.
Лукреция останавливается перед одним надгробием. На фотографии довольный мужчина в шляпе, с сигаретой.
– Однажды в школе старшие ребята разбили мне лицо. Я пошел к учителю. «Ну и что? – сказал он. – Ты не понял, жизнь – джунгли. Никто тебе не поможет. Самые сильные и агрессивные топчут самых слабых и чувствительных. Все претензии к Дарвину. Скажи спасибо тем, кто тебя избил, так они подготовили тебя к будущей встрече с миром».
Лукреция поддевает кончиком туфли и отправляет в полет камешек.
– Нас воспитывали в конкурентной среде с мыслью, что для выживания надо опрокидывать других.
– Думаю, да. Стресс не оставляет нас с момента выхода из материнского чрева. Что бы ни говорили, родители чаще всего не умеют любить детей, их этому не учат.
– Как изобрести с нуля незнакомое тебе чувство?
Они подходят к могиле Дариуса.
– А он?
– Все то же самое. Нелюбимый ребенок, не любивший других. Но он хотя бы нащупал собственную систему выживания: вызывать смех.
– Систему выживания? – переспрашивает Лукреция.
– Это как изменчивость видов, приспособление к хищникам и к трудным условиям жизни. Его мутацией было развитие таланта и его использование на все сто. Одна из проблем эволюции нашего вида – психологическая защита, поэтому его быстро признали героем.
– Но в душе у него ничего не поменялось, просто он нашел способ быстрой адаптации, – подхватывает Лукреция.
– В нем всегда сидел плачущий ребенок. Он страшно нуждался в ободрении. Смех – способ восполнить нехватку любви.
Журналисты снова читают надпись на надгробье: «Я бы предпочел, чтобы в этом гробу лежали вы, а не я».
Лукреция Немрод поправляет один из многочисленных букетов на могиле комика. Здесь же принесенные его поклонниками фигурки, записки, футболки, рисунки.
– Ему был присущ несомненный размах, – признает Исидор. – Не будь он смел и упрям, его достижения были бы скромнее.
– По-моему, под конец он пресытился, у него было все: деньги, власть, женщины, наркотики, обожание толп, поддержка политиков. И высший шик: возможность безнаказанно убивать.
– BQT была последним предметом его желания, и именно потому, что недосягаема. Потому он и приложил столько сил, чтобы ее заиметь.
Они продолжают прогулку по дорожкам кладбища Монмартр.