Смех Циклопа

Звенят тарелки, оркестр новоорлеанского джаза разражается сумасшедшими фанфарами.

Прожектор бьет в угол сцены, где рядом с цветочным киоском лежат двое разбившихся, один из них вдобавок раздавлен холодильником. Из холодильника вылезает окровавленный человек.

– Лично я – любовник, я ничего не понял! – объявляет он.

Зал аплодирует.

Приглядевшись, Лукреция узнает в нем своего собственного любовника, которого она прогнала, чтобы посвятить себя расследованию. Сверху падает еще что-то и разбивается на мелкие кусочки. Это ее компьютер.

Снова аплодисменты в зале.

За спиной Стефана Крауза появляется Великая магистерша в фиолетовой маске. Она подходит к микрофону.

– Через девять дней вас ждет смертельное испытание. Девять дней – это как девять месяцев, срок вынашивания.

Пожарный Тампести выкатывает гроб на колесиках, на крышке гроба написано: «Здесь покоится Лукреция Немрод, никем не любимая, потому что уродина, дура, даже расследование до конца довести не может».

Следом за пожарным семенит, крестясь, отец Легерн.

– На кладбище рождена, на кладбище возвратилась…

Публика хлопает. К микрофону подходит Лукреция.

– Вы считаете меня пустым местом, потому что я не совсем голая. Надо продолжить стриптиз, я зашла не достаточно далеко.

Стефан Крауз наводит на нее револьвер.

– Валяй, рассмеши нас, это ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ИСПЫТАНИЕ твоего посвящения.

Она прикасается к волосам и стягивает с головы парик, под ним голый, как яйцо, череп. Она нащупывает на затылке застежку-молнию, тянет за нее и снимает с себя всю кожу, как комбинезон ныряльщицы, оголяя красные мускулы и желтые жировые наслоения.

Потом убирает мускулы, отделяет органы: сердце, кишки, печень, поджелудочную, легкие. Все это она складывает перед собой, как одежду, которую потом надо будет снова надеть. Избавившись от последних мышц, она оголяет скелет.

Зал поощряет стриптизершу свистом.

– Дальше? – спрашивает она.

Стефан Крауз дергает револьверным дулом.

– Последнее испытание!

Она отвинчивает, как крышку на банке с вареньем, верхнюю половинку своего черепа, достает розовый мозг, похожий на цветную капусту в желатине, и кладет его рядом со своими органами.

Скелет открывает шкатулку и достает оттуда жареную рыбешку с выпученными глазами Левиафана.

Аплодисменты.

Она разворачивает свиток и громко читает:

– Вы правда хотите, чтобы я вас рассмешила? Это последнее испытание? Что ж, теперь я готова прочесть вам BQT. Вы готовы ее слушать?

– Да, да, да! – гремит хор.

Исидор доволен. Тенардье хлопает в ладоши. Тампести закуривает и подпаливает себе усы. Крауз говорит:

– Помните о четкой артикуляции, перед каждой фразой делайте вдох.

Она, по-прежнему скелет, делает вдох и подносит свиток к своим пустым глазницам:

– «Это история знаменитого комика, которого убило чтение шутки».

Дариус поднимает руку.

– Это я, я!

Залу уже смешно.

– «Двое научных журналистов расследуют, что это за шутка».

Исидор грохочет:

– Это мы, мы!

Залу еще смешнее.

– А вот и развязка: «В конце они выясняют, что шутка – это секрет того, что такое на самом деле человек!»

И зрители разражаются хохотом.

Десятки тысяч громко ржут в унисон. От натуги они лопаются, со всех клочьями слезает кожа, обваливаются мышцы, выпадают внутренние органы, и все до одного, включая Исидора, превращаются в лязгающие челюстями скелеты.

– Вот оно как! – удивляется Исидор. – Шутка шуток – это, оказывается, напоминание людям, что на самом деле они – задрапированные мясом кости!

И он сам вибрирует всеми костями от хохота.

– Это и есть заразный вирус – знание истины… Она до того нестерпима, что человек хохочет, чтобы не сойти с ума.

Прожектор освещает в глубине толстые ворота вроде тех, которыми заканчивается подземная галерея. В замочной скважине медленно поворачивается древний ключ. Ворота открываются, за ними стоит стилист Алессандро. Он протягивает Лукреции косу.

– Пора завершить работу. Скоси все, что торчит. Поверь, Лукреция, стрижка всегда идет на пользу.

Подражая скелету с карты Таро, Лукреция со свистом орудует косой, лихо снося хохочущие над смертельной шуткой головы зрителей…

Будильник в ее «Блэкберри» будит ее несносной мексиканской «кукарачей».

Она просыпается вся в поту, с кошмарными картинками из своего сна в голове.

Она трет глаза.

Смыть кошмар! Зачем мозг показал мне это омерзительное кино?

Она помнит сон, помнит и реальность.

Накануне вечером они с Исидором опять пытались отпереть ворота, но тщетно.

Под душем она трет себя едва ли не до крови, чтобы избавиться от ошметков сна.

Зубы она счистит с таким остервенением, что заплевывает кровью всю раковину.

Ни слова не говоря коллеге – он тоже встал, – она одевается, красится, причесывается, надевает плащ и маску.

Все так же молча они выходят в коридор, где мимо них шмыгают розовые и сиреневые плащи.

Стефан Крауз уже ждет их в столовой.

– Ну, что вы думаете об анекдоте про троих в раю?

– У него замечательная структура, – отвечает Исидор. – Тот, кто его придумал, поработал над мельчайшими подробностями.