Потому что огромная рыба стрелой неслась вперед от самого края косяка и шлепнулась в воду с той стороны, которая дальше от берега, и тотчас все задвигалось, зашелестело, затрепетало, и мой Бруно тоже ощутил той стороной своего тела, которая дальше от берега, где в точности находится этот Горок, как будто распознал под своим плечом какое-то указание, внезапное откровение, и тогда же в первый раз увидел его: это была большая рыба, почти как Лепарик, но моложе его на целое поколение и целое путешествие, челюсти его были распахнуты, как перед боем, тут и мои маленькие волнушки очнулись наконец от столбняка, в который их повергло все это безумие, подкатились к нему, прикоснулись к его коже и тотчас отскочили назад с криком: «Беги-и-и отсюда, беги-и-и, госпожа на-а-аша! Беги насколько только можно дальше, у этого жар, такой жар, такой ужа-а-асный жар, в это вообще трудно поверить, одного такого хватит, чтобы сделать еще один Гольфстрим, да-а-а!» — и вокруг него, вокруг этого Горока, опрокинулся, будто подброшенный взрывом, весь косяк, и рыбы прыгали, как на раскаленной сковородке, а над ними кружили птицы-ржанки, которые разевали свои оранжевые клювы, но не издавали ни звука, и огромные ракушки захлопывались с такой силой, что несколько из них просто треснули, и мой Бруно посмотрел на Горока и различил на его сверкающем мускулистом теле точный чертеж малого притока реки Спей, выступающий на чешуе, как вены на теле человека, и я сама, клянусь тебе, видела это собственными глазами, такие вещи случаются иногда, особенно если очень сильно захотеть: весь косяк постепенно затих и потянулся за Гороком, как будто в летаргическом сне, или уж не знаю как, и Горок преисполнился такой силы и отваги, как кит-убийца, мощным толчком выбросил себя из воды, взмыл над всеми нами, потом нырнул обратно, и исчез, и вернулся уже совершенно с другой стороны, и таким образом как будто сшил косяк крепкой нитью и затянул ее, тело его сверкало и сияло, словно новая звезда, а голова окончательно вывихнулась из тела, указывая на Малые Шетландские острова, и мой Бруно почувствовал вдруг, что он обязан, ну просто обязан добраться туда, потому что это самое прекрасное место в мире, и возненавидел Лепарика, который вел их так долго кружным путем, слишком нелепым, слишком мучительным, как будто нарочно хотел поиздеваться над ними, или уж не знаю что, когда всегда, с самого начала, было абсолютно ясно, что нужно спешить, сокращать, насколько это возможно, путь, потому что жизнь коротка, и необходимо просто лететь, мчаться со всей возможной скоростью к этим замечательным островам, не терять ни мгновения, потому что Горок зовет их…