— Вы это бросьте. Сан Саныч. Что за сталинизм в самом деле?
— Действительно, Витя, — сказал Борис. — Кто этот Вовик в другом слое? Ты знаешь?.. Вот так. И никто не знает. Или не Вовик, а еще кто-то — горничная, шофер, повар... Сколько слоев Макаров охватил? Тоже неизвестно. Где-нибудь кого-нибудь он обязательно разыщет. И твой официант проткнет тебя твоей же вилкой...
— Да нет у меня официантов! Байки это все!
— Ты, может быть, забыл... В нулевом слое умирать нельзя. Если все получится, то вот эта самая оболочка останется единственной. Вся как есть — с кариесом, с мозолями... Что там у тебя еще?.. Ты как хочешь, а я на твоем самолете не полечу.
— Здесь нельзя... умирать нельзя... — машинально повторил Виктор и оглядел всех троих.
Они только прикидывались, что им не страшно. Или даже и не прикидывались — просто он сам, Президент Мухин, разучился бояться и видеть страх в других. Что могло его напугать с таким начбезом, как Вовик, да с двадцатью лучшими охранниками в каждой смене, а если по форс-мажору, то и с сотней... Да что там сотня! Весь спецназ ГРУ к его услугам, все краповые и-какие-там-еще береты, все боевые пловцы, вся десантура, все ВВС, ВМФ, ПВО, а если очень сильно обидят, то и стратегические войска с двадцатью тысячами боеголовок — и однозарядных, и разделяющихся, и прочих-всяких-разных...
Конечно, страх как ощущение в нем не пропал, но он приобрел иное качество: страх задеть рукавом бокал на ужине у испанского короля, страх возвышения оппозиции и... все-таки страх смерти. Не метафизический, а унизительно бытовой: страх, что однажды ты перестанешь Быть.
Мухин вспомнил, как теоретизировали они о планах Макарова, и убедился, что все это не было домыслами. Прошло не так много времени с тех пор, как он впервые встретился с Костей и осознал, что смерти, в принципе, нет... но он уже привык, он намертво успел привыкнуть и к своему бессмертию, и к той неограниченной свободе, которую приобрел, утратив самое главное, что дала человеку природа, — инстинкт самосохранения. Он, Витя Мухин, не везунчик и не герой, перестал цепляться за жизнь, перестал трястись за свое тело и этим стал выше других — всех, включая и Президента Мухина.
Так ему казалось раньше.
Теперь, в шаге от победы, он наконец понял, что случится, когда они заглушат Установку. Да ничего особенного. Десяток перекинутых — или миллион?.. сколько их бродит по слоям? — превратятся в обычных людей. Они станут равны своим оболочкам и дальше будут жить как все, со страхом смерти. С тысячекратно возросшим ужасом перед пустотой, через которую они проходили буднично и легко, как через тамбур электрички. Они выключат Установку и сами себя погубят — не на сто процентов, но на девяносто девять в периоде. Отрежут себе дополнительные возможности, отдадут все, чем обладали сверх человеческой меры. Они вернутся в стадо — исключительно добровольно. Иначе, если позволить миграции дойти до нулевого слоя, они потеряют и это.
— А может... — неуверенно произнес Мухин. — А стоит ли оно того?..
— Не дури, Витя! — сказал Борис.
— Синица в руках, да?..
— Журавли-то наши улетели. Хватит уж, попользовались... Вариантов нет, остался только худший, макаровский. Он ведь тоже к одному слою все сведет, но не к этому, а к своему. А при таком ассортименте, как там у него, я думаю, будет еще менее симпатично, чем здесь.
— Да... Да, наверно, ты прав...
— Виктор Иванович! — Вовик скривился, будто у яего одновременно заболели зубы, почки и желудок. — К вам тут еще народ рвется. Я уж и не знаю... Сегодня всех пускать или как?
— Кто там?
— Представился телезрителем Корзуном... А, вы же на его вопрос отвечали! Корзун Матвей Степанович, кажется. И еще один тип, назвался по фамилии. Шибанов.
— Пусть идут, — разрешил Мухин. -Куда идут?
— Сюда.
— Есть, понял, будет сделано... — сокрушенно произнес Вовик.
На улице окончательно стемнело. В небе грохнуло, и пустая стоянка перед зданием телецентра озарилась голубым. Едва Корзун с Шибановым добежали до машины, как ливанул дождь. Омоновцы из оцепления подняли воротники и принялись тихонько пританцовывать.
— Все на месте? — спросил Шибанов.
— Нет еще. Ждем двух боевиков и двух алкоголиков, — сообшил Вовик, раскрывая большой черный зонт. Корзун на ходу запрыгнул в распахнутую дверцу и, лишь увидев Мухина, сообразил, куда он попал.
— Телевизор я смотрел, — сразу объявил он. — Впечатлило.
Через минуту на черном «БМВ» с тремя мигалками привезли Сапера и Костю — прямо в больничных халатах. «Самый Активный Племянник Еж Раков» был невообразимо худ, с последним коричневым зубом во рту и грязными трясущимися руками. Виктор все ждал когда Сапер попросит выпить, но тот терпел. Константин выглядел значительно лучше, хотя глаза у него сияли как стоп-сигналы.
— У нас с Костей больнички заборами соприкасаются, — пояснил Сапер. — Соседи мы, во как...