Слишком много поваров

— Хватит! — решительно сказал доктор. — Когда он говорит, рана начинает кровоточить.

Я сказал полицейским:

— Идите, ребята. Он уже далеко, вам ничто не угрожает. Вы тоже, — обратился я к Эшли. — Передайте вашей клиентуре мое почтение. Проваливайте!

Я проводил их до главного холла. Там Оделл и Эшли оказались впереди, и я дернул за рукав одного из полицейских. Тот остановился. Второй, увидев это, остановился тоже.

— Послушайте, — сказал я им. — Мое предложение пуститься в погоню не понравилось вам. Попробую еще разок. Тип, что зарезал Ласцио и стрелял в Вулфа, даром времени не теряет. Ему может прийти в голову еще поупражняться в стрельбе. Стоит чудесная погода, и Вулф не захочет закрывать окна или задергивать шторы. И черт меня побери, если я стану сидеть там и караулить, не шевельнется ли ветка куста! Мы приехали к вам в штат живые и хотим уехать сегодня в ноль сорок. Как насчет того, чтобы поставить пост под нашими окнами? Там есть чудесная скамейка.

— Весьма признательны. — В голосе его слышался сарказм. — Не послать ли в Чарлстон за полковником, чтобы вы могли дать ему указания?

Я махнул рукой:

— Я очень расстроен. Я не спал, в моего шефа стреляли, и пуля чудом не попала в мозг. — Я старался говорить как можно вежливее. — Было бы очень неплохо, если бы за нашими окнами понаблюдали. Вы сделаете это?

— Да. Я позвоню и вызову, кого надо. — Он уставился на меня. — Вы ничего больше не видели, а?

Я сказал, что нет, и они ушли.

В комнате Вулфа разыгрывался спектакль оказания помощи пострадавшему. Наблюдая, я стоял в ногах кровати, и вдруг мой взгляд упал на странички речи, все еще лежавшие на полу. Я поднял их и внимательно осмотрел. Так и есть, пуля прошла насквозь и погнула скрепку, которой были зажаты листы. Я разгладил бумагу, положил рукопись на бюро и вернулся на свой пост в изножье кровати.

Доктор работал неторопливо, но тщательно и квалифицированно. Он начал зашивать рану, и Вулф, лежавший с закрытыми глазами, шепотом сообщил мне, что отказался от обезболивания. Его рука, вытянутая вдоль одеяла, сжималась в кулак каждый раз, когда игла протыкала кожу. Он мычал. После нескольких стежков он спросил доктора: «Мое мычание не мешает вам?» — «Нет», — сказал доктор, и мычание стало громче. Когда со штопкой было покончено, доктор приступил к перевязке и сказал мне, что рана, хотя и поверхностная, довольно болезненная, а потому пациенту нужен покой. Он перевязал так, что ничего не нужно было трогать до приезда в Нью-Йорк. Пациент настаивает все-таки вечером произнести речь, но если в результате такого напряжения мускулов потечет кровь, следует вызвать доктора. Лучше всего пациенту оставаться в постели до обеда.

Он закончил. Сестра помогла ему собрать все причиндалы, включая окровавленные полотенца. Она предложила Вулфу помочь переменить испачканную пижамную куртку, но он отказался. Я достал чековую книжку, но доктор сказал, что поставит услуги в счет, обошел вокруг кровати, заглянул в лицо Вулфу и сделал последние предостережения.

Я проводил их до самого холла и сказал Зеленой Куртке, что в номере 60 никаких посетителей не принимают. Пациент лежал на правом боку, закрыв глаза.

Я снял трубку:

— Алло, это коммутатор? Слушайте. Доктор сказал, что мистеру Вулфу нужен покой. Нельзя ли сделать так, чтобы телефон не звонил? Я не знаю…

— Арчи! Отставить это.

— Подождите минутку, — сказал я в трубку. — В чем дело, сэр?

Вулф, не шевелясь, проговорил:

— Отмени свое распоряжение насчет телефона.

— Но вы…

— Отмени.

Я попросил коммутатор восстановить статус-кво, повесил трубку и подошел к страдальцу:

— Прошу прощения. Я ни в коем случае не желаю встревать в ваши личные дела. Если вы желаете, чтобы телефон трезвонил…

— Я этого не желаю. — Он открыл глаза. — Но мы ничего не сможем сделать, оставшись без связи. Ты, кажется, сказал, что пуля продырявила мою речь? Дай мне посмотреть, пожалуйста.

Он говорил таким тоном, что я не стал спорить, взял с бюро рукопись и передал ему. Он перелистал ее и, обнаружив ущерб, нанесенный пулей, нахмурился еще сильнее.

— Надеюсь, ты сможешь прочитать это, — сказал он, отдавая рукопись. — Зачем ты ее бросил?

— Затем, что держал ее в руках. Если бы она не приняла на себя удар, вы могли бы получить серьезную рану или, что я тоже допускаю, пуля вообще могла не долететь до вас. Это зависело от его меткости.

— Этот человек — болван. Я ведь уже умыл руки. У него был великолепный шанс избежать разоблачения. Но теперь мы поймаем его.

— О! Без сомнения.

— Конечно. Я очень терпелив. Но, Бог свидетель, я не собираюсь делаться покорной мишенью. Пока меня перевязывали, я обдумал детали. У нас мало времени. Дай мне зеркало. Воображаю, на кого я похож.

— Вас чудесно декорировали. — Я передал ему зеркало. Он принялся внимательно изучать свое отражение. — Что до этой птицы, я за то, чтобы поймать ее, но ваш вид, да и доктор сказал…

— Тут уж ничем не поможешь. Закрой окна и задерни шторы.

— Будет темно. Я просил полицейского установить пост под окном.