— Вот оно что! — рассмеялся я. — Теперь вспомнил! Это когда мы с вами сидели над той тропинкой и бросали вниз камни, а вы мне показали вашу скалу, точно! Вы, конечно, не говорили мистеру Толмену
Толмен хмурился, но на этот раз не на меня.
— В чем дело, Оделл? Вы не так рассказывали.
Я не мог не перевести игру на Оделла. Он старательно делал вид, что разговором совсем не заинтересован. Воплощенная высшая справедливость, он все еще не смотрел на меня, а уставился прямо в глаза Толмену:
— Кажется, мой язык не мелет сам по себе. Кажется, он говорит, что ничего особенного и не было. Но я ясно запомнил имя Филипа Ласцио: любой детектив ухватится за разговор об убийстве…
Косоглазый громила неожиданно заговорил тягучим мягким голосом:
— Вы что-то очень неточно говорите, Оделл, вам что-то слишком много кажется.
— Говорил он вам, что Ласцио собираются убить, или не говорил?! — требовательно спросил Толмен.
— Ну… он это сказал, да. То есть что они все завистливые, а Ласцио получает шестьдесят тысяч. Точно, он это сказал. А больше вроде ничего.
— Так что же, Гудвин? Почему это вы выбрали Ласцио?
Я поднял руки:
— Я его не выбирал. Я случайно упомянул его, потому что он обогнал всех — и в деньгах, и во всем остальном. Я тут прочел заметку — хотите взглянуть?
— Мы теряем время, — протянул шериф. — Убирайтесь к дьяволу, Оделл!
Мой приятель повернулся и вышел, так и не удостоив меня взглядом.
— Приведите сюда Вулфа! — приказал Толмен полицейскому.
Я сидел спокойно. За исключением нескольких сучков, о которые я мог бы споткнуться, я был вполне доволен собой. Интересно, что сказал бы инспектор Кремер из нью-йоркской уголовной полиции, если бы узнал, что Ниро Вулф позволяет привести себя на допрос к провинциальным ищейкам в половине четвертого ночи из боязни поссориться с местным прокурором. Он не ложился так поздно с тех самых пор, когда Клара Фокс ночевала в нашем доме. Я подумал, что могу оказать посильную помощь, и принес из коридора большое кресло.
Вскоре возвратился полицейский с моим боссом. Толмен спросил у полицейского, кто еще остался.
— Вукшиш, или как его там, и Берен с дочерью. Они пытались прогнать ее спать, но она не пошла. Рвется сюда.
Толмен жевал губу. Я наблюдал за ним одним глазом, а другим смотрел, как Ниро Вулф устраивается в принесенном мной кресле.
— Отправьте их спать, — наконец проговорил Толмен. — Мы можем сделать перерыв до утра. Согласны, Петтигрю?
— Конечно.
Полицейский ушел. Толмен потер глаза, снова пожевал губу, затем откинулся на спинку стула и посмотрел на Вулфа. Тот выглядел совсем мирно, но его палец слегка постукивал по подлокотнику кресла, и я знал, какое пламя бушует у него в груди.
— Уже почти четыре, мистер Толмен, — произнес он, как бы делясь информацией.
— Спасибо, — сварливо ответил Толмен. — Мы долго вас не задержим. Я снова послал за вами, потому что выяснилась пара новых фактов.
Я обнаружил, что они оба — Толмен и шериф — не выпускают меня из поля зрения. Готов поклясться: они следят, чтобы я не подавал Вулфу никаких знаков. Я придал своему лицу сонное выражение, что было не слишком трудно.
— Думаю, что больше, — сказал Вулф. — Например, я полагаю, что миссис Ласцио поведала вам историю, которую рассказала мне вчера днем. Так ведь?
— Что за история?
— Не притворяйтесь, мистер Толмен. — Вулф перестал постукивать пальцем и направил его на прокурора. — Не надо играть со мной в прятки. Она просидела здесь с вами больше получаса. Я знал, что она расскажет, потому и не стал упоминать об этом. Я хотел, чтобы вы услышали прямо от нее.
— Откуда вы знали?
— Простое умозаключение. — Вулф говорил мягко и необидно. — В конце концов она действующее лицо этой трагедии, а я лишь сторонний наблюдатель.
— Действующее лицо? — нахмурился Толмен. — Вы имеете в виду, что она сама приложила руку? Вы раньше этого не говорили.
— Я и теперь этого не говорю. Я сказал только, что убит ее муж, а она если и не была предупреждена, то, по крайней мере, предчувствовала это. Вы знаете больше меня, вы задавали ей вопросы. Она, по-видимому, рассказала вам, что вчера днем в кухне ее муж обнаружил в сахарнице мышьяк, который предназначался ему, и что без ведома и согласия мужа она пришла просить меня защитить его, а я отказался.
— Почему вы отказались?