Слишком много поваров

— Вы не припомнили ничего из того, что происходило в гостиной? Ни одной особенности поведения, ни одного важного разговора? — (Я ответил «нет».) — А в течение дня?

— Ничего. Ни днем, ни ночью.

— Что вам сказал Вулф, когда тайно вызвал вас и показал тело Ласцио за ширмой?

— Он вызвал меня не тайно. Это все слышали.

— Но он позвал вас одного. Почему?

— Вам лучше спросить его, — пожал я плечами.

— Что он сказал?

— Я уже говорил вам. Он попросил меня проверить, мертв ли Ласцио. Я сказал, что мертв, и он велел позвать мистера Сервана.

— Больше он ничего не говорил?

— Кажется, сделал какое-то замечание насчет приятного праздника. Иногда он бывает ироничен.

— И кажется, весьма хладнокровен. У него были какие-нибудь причины не любить Ласцио?

Я сильнее упер ногу в перекладину стула. Вулф не простит мне, если каким-то неосторожным замечанием я обрушу на наши головы эту неразбериху.

Я знал, зачем Вулф постарался позвать меня одного и поинтересовался моей памятью насчет происходившего: ему пришло в голову, что в случае убийства его, как свидетеля, не выпустят из штата да еще заставят выступать в суде, а это противоречило представлениям Вулфа о приятной жизни. Я не питал никакого уважения к этому простаку, клюнувшему на приманку в виде имбирного пива в вагоне-баре, кроме того, я, в отличие от Вулфа, ничего не имел против Западной Виргинии. Поэтому я ответил:

— Конечно нет. Он никогда прежде не встречал Ласцио.

— А в течение дня не произошло ничего такого, что могло бы сделать его… ну, неравнодушным к благополучию Ласцио?

— Насколько я знаю, нет.

— Вы или Вулф знали о предыдущем покушении на жизнь Ласцио?

— Спросите его сами. Я — нет.

Мой приятель Толмен принес дружбу в жертву долгу. Он оперся локтем о стол, ткнул в меня пальцем и сказал тошнотворным тоном:

— Вы лжете.

Как я заметил, косоглазому шерифу не нравилось, что он здесь на вторых ролях, и он бросил на Толмена сердитый взгляд. Вообще, атмосфера в комнате была нездоровой.

Я изобразил удивление:

— Лгу? Я?

— Да, вы. Что говорила вам с Вулфом миссис Ласцио, когда заходила к вам в номер сегодня днем?

Надеюсь, он не заметил, как дрогнул мой локоть.

Не важно, как он это выяснил и сколько он знает. У меня не было выбора.

— Она рассказала нам, что ее муж обнаружил в сахарнице мышьяк, — ответил я, — и что он высыпал его в канализацию. Она хотела, чтобы Вулф защитил ее мужа. Она еще сказала, что он запретил ей говорить об этом кому-либо.

— Что еще?

— Это все.

— А вы только что сказали мне, что ничего не знали о предыдущем покушении на жизнь Ласцио. Не так ли?

— Так.

— Ну? — Все тем же тоном.

Я улыбнулся ему:

— Послушайте, мистер Толмен, я вовсе не пытаюсь провести вас, даже если бы и знал, как это сделать. Но примите в расчет некоторые вещи. Во-первых, я не хотел вас оскорбить — вы еще молодой человек, впервые избраны окружным прокурором, а Ниро Вулф распутал больше преступлений, чем все, о которых вы когда-либо слышали. Вы знаете это, и вы знаете его репутацию. Даже если бы кто-нибудь из нас и знал что-то, что могло бы дать вам след — а мы этого не знаем, — вы только потеряли бы время, выжимая из нас соки, потому что мы стреляные воробьи. Я не хвастаю, а констатирую факты. Вот, например, относительно первого покушения на Ласцио. Я настаиваю на том, что ничего не знаю. Все, что мне известно, — это рассказ миссис Ласцио о том, как ее муж обнаружил что-то в сахарнице. Откуда он знал, что это был мышьяк? Ласцио не был отравлен, он был заколот. В моей практике…

— Меня не интересует ваша практика. — Тон все тот же. — Я спрашиваю вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь, имеющего значение в связи с убийством. Вспомнили?

— Я уже сказал вам, что миссис Ласцио…

— Да-да, миссис Ласцио. Оставим пока это. Еще что-нибудь?

— Ничего.

— Уверены?

— Вполне.

— Приведите сюда Оделла, — велел Толмен полицейскому.

До меня наконец дошло. Так вот оно что! Ну и друзей же я себе приобрел с тех пор, как сюда приехал! Мои мозги снова подпрыгнули, и я не был уверен, что мне удастся и на этот раз незаметно поставить их на место. Я как раз занялся этим, когда в сопровождении полицейского вошел мой приятель Оделл. Я обратил к нему взгляд, которого он не заметил. Он встал так близко ко мне, что я мог бы облобызать его, не вставая с места.

— Оделл, что говорил вам этот человек вчера днем? — спросил его Толмен.

Местный сыщик не смотрел в мою сторону.

— Он сказал, что Филипа Ласцио кто-то убьет, — начал он хрипло. — А когда я спросил кто, он ответил, что они встанут в очередь.

— А еще что?

— Это все.

Но я отвел удар. Я дал Оделлу такой толчок под ребро, что он подпрыгнул.