Слипер и Дример

— Что-то у меня пред глазами всё плывёт…

— Потерпи… Я сейчас… Я сейчас…

— А — Я — ЩЩЩЩАЗ! — взвизгнули тормоза, кроссовки подпрыгнули, и всё погрузилось в

непролазную тьму Гримпенских трясин, окружавших вымазанный зубной пастой пионерский

лагерь «Лотос» совхоза «ДАО — Средний Путь».

Башкирскому Коту и Загрибуке совместно снились в это время разные и совершенно

неописуемые вещи. В этих снах рыбы в пенсне читали лекции по навигации перед аудиторией

бравых балтийских моряков. Взрывались фейерверком банки с килькой в томате. Ёп-штейн вместе

с дядей Кацманом и его другом Боцманом сидели в трусах на облаке и пели старую песню про

еврейскую девушку Любовь Как-сон. Священник в форме швейцара совал в рот своей пастве

вместо облаток градусники. А сама паства, состоявшая сплошь из отутюженных балерин и

вымазанных в нефти шахтёров, переругивалась в очереди за облатками чудовищной смесью из

отрывков Бадлера и простого пуэрториканского мата.

— Почём рыба? Что дают-то вообще? — заорал прибывший очередной шахтёр, распахивая

яловым сапогом дверь магазина «Леноблпродукт», где и происходило причастие.

— То да сё! — отвечали проносящиеся под облаками Марксоны и Энгельсоны. Они кидались

сверху в прихожан сомнительной свежести студнем и злобно косились на праздных дядей Ёп-

штейна. В общем, было весело и разгульно. Башкирский Кот и Загрибука всё это время сидели в

Жёлтой Подводной Лодке, устоявшейся на пьедестале посреди площади, и ошалевшими глазами

наблюдали разухабистое светопреставление, перемежая увиденное восклицаниями типа «Якорный

52

бобёр! Отстрадамус верно усё подметил!» и «Шоб моей бабушке век шпроты не видать! Ты глянь,

яки маяется планете всея!»

Когда ж над Жёлтой Подводной Лодкой ихней пронёсся Бом-бам-дировщик «Бэ-52»,

разбрызгивая ликёр «Бейлис», громкоговоритель на площади заорал на чистом башкирском, мол-

де:

— Снимайте обувь! Помывочный день, а попросту Чистилище, объявляется раскрытым!

Байрам мэнэн! Всем кумыску накатить! Срочно!

Загрибука заикал и весь пошёл пупырышками. Точнее, пупырышки сами пошли по нему в

круго-загрибукинский поход. Башкирский Кот, стараясь сохранять самообладание, сощурил

грозно свои японо-корейские глаза цвета расцветающей сакуры и повернулся к приятелю:

— Сдаётся мне, угодили мы под самый карррнавал в город Хера-Сима.

— К-к-к-куда? — трясущимися губами спросил Загрибука.

— Это древняя история с двумя попрыгайскими хвостами. Если пойти по одному хвосту до

самой кисточки, то имеется документация прокуратуры, что некий слепой даосский старец Хера-

Сим и его верный тибетский пёс Му…

— Му?

— Вот именно, Загрибука. Ты не ошибся. Он нёс гордое тибетское имя Му, которым древние

Мастера родом из Нижнего не то Тагила, не то Тибета именовали поле с нулевым содержанием

информации. То бишь был он никем и звать его никак.

— Это к-к-к-как?! Это когда совсем пусто?

— Пусто, мой научный дррруг, — это тоже какая-никакая, но таки идея. Пустота есть

информационно наполненная концепция ума. А Му — это отсутствие любой информации. И

никаких тебе там воображений! — Кот упялился в иллюминатор с хмурным выражением усов.

— Ничто?

— Нет. Ничто — тоже концепция. Му — это отсутствие даже всяких концепций!

— Полный апгрейд! Кюнте! — закончил Загрибука внезапно на башкирском, родном коту,

языке и свесил уши по щекам. Они, конечно, до щёк не достали вовсе, ибо коротки были. Бурая

шерсть от нервов и вовсе тронулась сединушкой.

— Вы очень точно описали данный феномен, коллега! — щёлкнул пилорамной пастью кот. —

Именно. Но так как невежественные собаководы-любители не обладали знанием ни об

информационных полях, ни об отсутствии таковых, то они всё время переспрашивали у Хера-

Сима имя его собаки. Примерррно так… — Башкирский Кот скривил глумливую физиономию: —

«Эй, Хераська, как там зовут твоего пса? Му?»

— А Хераська чт-т-т-т-то? — Зубки у Загрибуки стучали от страху и неведомости.

— А Хераська им и отвечал: «Му! Му!» Так и стали они — Херасим и его Му-му, то бишь

Дважды-Му. И в честь этого великого даоса представители народа Встречающих Солнце, али

попросту народа ёп-понского, назвали свой город Херасима-таун. Со временем приставка «таун»

как-то сама собой отпала, как и хвост у нашего четвероногого тибетского друга, когда он съел

53

недозрелый мухомор. А вскоре после этого такой же мухомор, только куда как более огромный и

ужасный, вырос над городом в небе голубом и все его жители натурально поотбрасывали хвосты

вместе с копытами.

— Чт-т-т-т-то?

— Ласты склеили! Конец всему дайвингу! — Башкирский Кот стал ковырять механизмы на

потолке, пытаясь выбраться. Удалось отшкрябать замок. Наморщив усы, кто натужно вытолкал

люк на поверхность. В лодку ворвался свежий воздух, насквозь пропитанный сброшенным на

город Бом-бам-дировщиком ликёром.

— Жут-т-т-т-ткая история! — Загрибука совсем сник.