Слипер и Дример

Воцарилась полуденная чащобная тишина, и в этом оцепеневшем пейзаже лишь Василиск

встрепенулся и тихо что-то проурчал на своём чужестранном языке, видимо, совершая в

заколдованном ледяном сне немыслимый захватывающий вираж.

На четвёртом или пятом повороте Дример услышал сзади тяжёлое дыхание запыхавшегося

Загрибуки, совмещенное с нудным ворчкованием:

— Куда ты без меня дойдёшь? Ни компаса, ни знания астрономии, ни навыков

ориентирования! Ладно, человече, иду уж с тобой, провожу до Эников, а там поглядим.

— Вот и молодца! — Дример шёл себе вперёд и в ус не дул, благо его попросту не было. —

Ориентирование и всё такое — енто круть! У тебя ж опыта больше…

— С каких таких у меня жопа-то больше?! Так, Дример, ты мою жопу не трожь! У кого она там

больше — ещё присмотреться нужно.

— Не бухти, Загрибыч! Идём и идём. Так бы сразу жрать зразы и мочить потом заразу! А то

загибать стал мизинцы, по понятиям раскладывать… Ентого я, брат, не понимаю. Голова у меня

пустая! — Дример хитро прищурился.

— Пустая, пустая, — охотно согласился Загрибука, пытаясь отдышаться на ходу. — Нет чтоб

мозг наморщить лишний раз, так всё вам с плеча смоленского капусту рубить по-тайски!

— О, словами-то какими забормотал! — скакнул бровями Дример. — Думать, типа, говоришь?

А не лучше ли перестать думать и начать наслаждаться? Вот я о чем думаю. Круголя даю мозгами,

как видишь.

— Думаешь о том, что надо перестать думать? — Загрибука попрыгивал сзади, отплёвываясь

от пищалистых мушкарей, которые норовили поселиться у него во рту. — Интересное думание, и

сказать нечего. Просто наслаждаться, говоришь? Но и это не мешает думать! Блин с компотом, где

стенографисты?! Записывайте! Записывайте! Чёрными граффити на бетонных стенах! Какие мои

думания уходят в Канучую Лету!!! — Загрибука заломил к небесам загребущие ручищи.

— Да уж, тут либо чуять и фигеть от кайфу, либо морщить извилину, — умудрил Дример. —

Ёп-штейн, понимаешь ли, относительность, наука. Ага. Да-с.

25

И пошли Дример с Загрибукой дальше, морща периодически совместно мозги и жмурясь от

накрапывающего дождика. А лес тем временем заметно поредел. Начались невнятные болотца с

неприлично наплюханными то там, то сям кочками, поросшими лишаями да мхятиной всякой.

Небо стало совсем серым и негостеприимным. Ветер крепчал градусами. И попутчики решили

привалиться где-нибудь в чилаут, то бишь сделать привал. Расположились на пригорке,

выбранным Загрибукой по всем правилам фэн-шуя, заморской науки «как правильно привалиться

или что-нибудь привалить». Дример свернул листик с трухой, щёлкнул пальцами и, выбив искру,

закурил. Загрибука тоскливо поглядывал вверх, но просветов в баблаках не предвиделось.

Ночевать в лесу в неизвестном месте ему как-то не улыбалось. Не смешно, блин, было. Не ха-ха.

Тут тебе и какой-нибудь Топоног затопчет вприсядку, али Кот Башкирский, им не раз виданный,

ради забавы подкрадётся да укусит, благо удаль свою стоматологическую девать ему вачепта

некуда. В общем, со всех сторон, куда ни посмотри, одни инфаркты имени миокарда или

переломы оконечностей, тоскливая медицинская явь в склянке с анализом.

Загрибука уж стал изгибаться умом, как бы Дримеру намекнуть, мол, пора на отдых

безопасный расположить ноги-руки, но челобрек и сам уже смекнул, что в темноте идти

несподручно даже при его навыках и преимуществах.

— Кочумаем до утренней звезды! — Дример снял и стал стелить фуфаечную кенгурятину с

капюшончиком на мох.

— Это дело хорошее! — приосанился Загрибука. — Пойду я покуда дровишек на костёр

насобираю.

— Давай. Вон у тебя какие ручищи!

— Но-но! Попрошу без дискриминаций! Вы бы на себя с братцем поглядели. То там шкуру

сбросят, то здесь оставят. Шерсть зачем-то стригут с башки. Вы сами-то в Лесу, как негр в снегу!

— Ты енто откуда таких слов нахватался? — Дример удивлённо вскинул бровь.

— Да сам не знаю, — честно признался Загрибука. — Так, во сне привиделось-прислышалось.

В этом Лесу бесятском никто ни шиша не может упомнить толком, что да откуда берётся, включая

себя самого.

— Это ты верно подметил, — согласно кивнул Дример и глубоко задумался.

— Ой, а мне-то какие Страстные Мордасти снятся иногда! — возбуждённо подпрыгнула

Терюська у меня на столе. — И самое странное: порой что-нибудь во сне кажется совсем не

страшным и очень простым, но потом оно на поверку оказывается вааще нелепым и очень даже

жутким, когда вспоминаешь сон после пробуждения.