Ночь опустилась внезапно. Только что меж ветвей пробивались солнечные лучи, и вдруг наступили сумерки, следом все в округе затянуло тьмой. Звуки леса изменились, вместо радостного пения птиц раздавался тревожный шелест и низкое рычание ночного зверья. Ухала вдалеке сова или филин. Аглая не разбиралась. Ника, за вечер натаскавшая немалую кучу хвороста, ломала и подбрасывала в огонь сучья, попивала вскипяченную на костре воду, заедала хлебом с вяленым мясом. Закончив, достала сухофрукты. Аглая смотрела на нее и только диву давалась. А ведь в институте такая фифа была, кто бы мог подумать, что будет в лесу поедать сырое мясо и пить нефильтрованную воду.
— Если бы не ситуация, хороший такой уик — энд получился бы. — Очередная порция хвороста полетела в костер.
— Мешает чувство, что мы здесь жертвы обстоятельств, — кивнула Аглая, подавая хорьку кусочек вяленого мяса. Хорь урчал от удовольствия и закатывал глазки.
Ника пошевелила костер длинной палкой. Горящие угли затрещали, выбрасывая в ночной воздух сноп искр.
— А я бы осталась здесь жить! Не, ну а чего? Природа. Чистота. Никаких тебе айфонов, айподов — благодать.
— Нежить, мавки, оборотни, — напомнила Аглая.
— Да брось ты, — отмахнулась Ника. — Мы целый день в лесу, ты хоть с кем — нибудь столкнулась?
— Но мы же слышали… Тимир сказал…
— Мало ли что Тимир сказал. Он и не такое придумать может. Ты на него посмотри. Неизвестно, что там было. Я лично никого не видела… — сказала и замолчала, напряженно вслушиваясь. Аглая перестала подкармливать хоря, да и тот весь встрепенулся, шерстка встала дыбом. Глазки уставились на близлежащие кусты.
Легкий шелест и глухое ворчание.
Ника поудобнее перехватила палку, второй рукой нащупала припрятанный на поясе ножичек.
— Тим… Тимир! — побледневшими губами зашептала Аглая. Тимир не шевелился. Лежал, закутавшись с головой. Аглае подумалось: то темное, что сидит в нем, сейчас бы как нельзя пригодилось. Ника медленно приподнялась. До Тимира два шага. Если что, так встряхнет его, всю черноту вытрясет. — Тимир!
Кусты затрещали.
Тимир даже не повернул головы. Из ветвей показалась тень, встряхнулась и кособоко пошла на девушек. Ника и Аглая разом завизжали.
Глава 6
— Вот она, суть бабская! — жаловался старик — карлик сосредоточенно внимавшему хорю. — Я секирой махал или выскочил из — за угла? Нет же, аккуратненько, осторожно… Понимаю, чай, баба — существо пугливое. А они чего? Визжать… Нервные вы. А все от еды неправильной. Жрете чего не попадя. Я в давние годы в миру у вас бывал, к свату в гости хаживал, видел, какую вы там дрянь потребляете. Там и здоровый нервным станет.
Хорь глубокомысленно кивал.
Старик поправил бороду, обмотал вокруг руки.
— То ли дело у нас, все натур продукт. От такого только поправляется здоровье. — Он подозрительно глянул на кусок мяса, сжатый в руках Аглаи. Та икнула и протянула кусок старику.
— Хлебца бы и водицы, всухомятку только желудок портить.
Ника протянула старику кружку с кипяченой водой и краюху. Тот отломил кусок, нарезал на него ломтями мясо, вытянул короткие ноги к костру и, привалившись поудобнее к пню, начал уплетать припасы. — Оно у костерка да в такую тихую ночь, дивно хорошо. Жаль только, речка рядом. Вы здесь остановиться собрались?
Ника вытаращила глаза.
— Куда ж на ночь глядя! Конечно здесь. Мы устали, а малахольный наш совсем, — она злобно посмотрела в сторону дерева, где лежал «малахольный», — в остром приступе неадеквата.
Старик перестал жевать, косо глянул на Тимира, сощурил глаза. Потом лицо расслабилось, он сунул очередной кусок в рот.
— Этот очухается, и рассвет не поднимется, как очухается. Молодой, сила есть…
— …ума не надо, — шепотом перебила Ника.
Старик чуть не подавился, покачал головой.
— И все — таки ты злая.
— Зато Тимир — доброта душевная! — Ника сломала ветку, кинула в костер. Тот полыхнул рыжими искрами, тут же проглоченными тьмой ночи.
— Душевная, не душевная, а парень он не злой. Это у него от силы темной крышу немного сносит, а так милейший человек.
Хорь в руках Аглаи несогласно фыркнул. Ника, солидарная со зверьком, кивнула, меряя старика взглядом: маленький, щупленький, как только бороду волочит. А туда же — злая. Она им что, на мозоль больную наступила или последнюю краюху уволокла?
— Зря вы так, — вступилась Аглая. — Ника не злая. Ей обидно… — Она вздохнула. — Да и мне не весело.
Старик вытер руки о кафтан, поднялся. Напрочь игнорируя Нику, поклонился Аглае.
— Представиться — то я и забыл. Зовут меня Тихон. Я…
— Ты карлик! — догадливо в спину рявкнула Ника. Старик покрылся багровыми пятнами. Хорь чихнул. И даже Тимир пошевелился, плечи снова затряслись.
— Домовой я! — сверкая глазищами, прохрипел старик.
— О как! Это тот, который дом и жильцов от скверны всякой хранит? — присвистнула Ника.
— Он самый! — челюсть старика заходила ходуном.
— А к нам зачем пожаловали, господин хороший, домовой? — обламывая ветки с сука, спокойно поинтересовалась Ника. — Никак тоже помогать от скверны, пакостей и беды лихой?