Ника изо всех сил делала вид, что спит. С трудом сдерживала переживания, слишком громкий стук сердца, чересчур частое дыхание. Вслушивалась в тихий разговор Аглаи с Тихоном и ничего не слышала. Не могла слышать, в ушах стоял звон. Яростно сжимала руки в кулаки, утыкалась в ставшую усилиями Тихона пушистую траву, кусала ее в бессилии, а грудь рвало безмолвное рыдание. «Бросил! — Кровь выступила на искусанных губах. — Сволочь, Стас, какая же ты сволочь!» И судорожный сдерживаемый выдох. Со страхом, не услышал ли кто. Пульсирующий стук в висках. Слеза, застывшая в уголке века. Дрожащая от боли собственной хозяйки, не выкатившаяся, но дерущая душу и сердце.
Ника сжималась под плащом. Дрожала, как от озноба. Завыть в голос так, чтобы глотку рвало. Чтобы душа лопнула и не скребла, не мутила.
Шорохи тревожные — зверье, подстегивали колотящееся сердце.
— Ника! — шепот донесся сквозь звон в ушах и шорохи, осел в голове и всколыхнулся в сердце новым болезненным ударом.
Почудилось?
Это ветер колышет ветви.
— Ника!
Она напряглась. Сердце, останови свой бой. Дай услышать. Голос… близкий, дорогой ей. Из — за кустов, из темноты за деревьями, оттуда, где раскинулся можжевельник, испуганно трясущий лапами.
— Ника! — жалостливо.
Она приподнялась. Тень куста прикрывала ее. Стихли голоса позади.
«Спи», — донесся голос Тихона.
— Ника! — тоскливо.
«Стас!» — боем в сердце. Еле сдержалась, чтобы не закричать.
— Мне холодно!
— Стас! — не повышая враз осипшего голоса. Боясь, что услышат, Ника бросила взгляд к костру. Тихон сидел, обрезая мелкие ветви и бросая их в пламя. Остальные спали. Тихо дышала Аглая, попискивал в ее руках хорь. У соседнего дерева притулился Тимир. Не знала бы, что он там, так решила — просто куча вещей набросана.
Придерживая плащ, Ника осторожно отползла во тьму.
— Подожди, Стас, я сейчас. — Торчащий корень распорол руку. Ника поморщилась, но уверенно проползла несколько шагов. И только попав во тьму, поднялась, накинула плащ.
— Стас, — глухим шепотом.
— Мне холодно.
Ника вгляделась в темноту. Одинокий силуэт, облокотившийся о древо рядом с можжевельником. В лунном свете силуэт черный и безжизненный. Он не поднимал глаз, трясся всем телом. Но ей и не нужно было видеть его лица, она узнала фигуру, голос, русый волос отсвечивал серым в лунном свете.
— Стас! — рванула к силуэту. И тут же была откинута назад. Крепкие руки схватили за плечи, притянули к себе.
— Даже не смей! — прошипели в самое ухо.
Ника всхлипнула, начала вырываться из объятий Тимира. И откуда только взялся! Он не смотрел на нее, взгляд устремился на одинокий силуэт.
— Надоело жить?
— Это… это же Стас!
В ответ Тимир так сжал ей плечо, что Ника невольно вскрикнула.
— Стас? — продолжил шипение. — Тут уж как ни назови, суть одна — нежить…
— Нет, — остолбенела Ника, всматриваясь в силуэт. Чуть сутулые плечи. Сцепленные руки. — Ты врешь! Стас жив! Вот же он! Посмотри!
— Хочешь проверить? — Тимир рывком повернул ее к себе и заглянул в глаза. Пугающая усмешка исказила бледное лицо. Ника схватилась за его руку, попыталась скинуть ее с плеча.
— Врешь! Врешь!
— Так и иди к нему! — с силой оттолкнул ее. Ника не удержалась и упала. Вскочила, бросилась навстречу одинокой фигуре… Та протянула ей навстречу руки.
Ника остановилась не добежав.
— Стас?
— Ника, — дыхнуло сорвавшимся невесть откуда ледяным ветерком.
— Почему ты стоишь в темноте? — Как же больно сердцу, и хочется закричать, зареветь оттого, что после слов Тимира нет веры тому, что видишь. И ветви можжевельника черные, осыпаются прахом от прикосновения стоящего рядом. И кора дерева темнеет.
— Стас, идем со мной. Там костер и еда… ты отогреешься…
— Холодно, — скупое согласие. Он не шевельнулся. — Иди ко мне! Пальцы нетерпеливо сжимаются в кулак. Слишком бледные, иссиня — серые.
Слезы побежали по щекам. Ника не вытирала. Глотала их, глядя на темный силуэт.
— Посмотри на меня, Стас! Скажи, что ты жив!
Он молчал. Опустил руку.
— Посмотри на меня, Стас! — она кричала, уже не боясь, что кто — то услышит. Улавливая по шороху листьев, как приближается Тимир. — Скажи мне!
Силуэт поднял голову. Ника зажала рот руками. Всхлип вышел булькающий, и шаг назад в объятия Тимира.
Стас смотрел мертвыми пустыми белками. Губы кривились.
— Идем со мной!
Тимир встал перед Никой, прикрывая, взметнулась бледная рука.
— Нет! — Ника вцепилась в его руку. — Не тронь! — глотая слезы, понимая, что не может видеть смерть… нежити… Стаса.
— Он уже мертв!
— Не тронь! — дрожащие губы шептали, а по венам вспыхнуло, и ладони запылали. И в голове зашептало, прося: «Выпусти! Не бойся! Я помогу!»
Тимир оттолкнул Нику. Бросил на нее быстрый взгляд, перевел на пылающие чернью руки. Усмехнулся нехорошо.
— Обладай ты сто раз любой из великих сил, ты не смогла бы сделать его живым. Он мертв! Он нежить, и ей останется…
Ника не слушала, не смотрела на Тимира, она смотрела на Стаса. Тот облизнулся.