— Послезавтра в Ставрополе открывается всероссийский, повсеместно известный паноптикум-музеум М.А. Шульце, в котором можно будет увидеть портреты и головы преступников, разные виды оружия, «мертвые маски» знаменитых личностей. Там будут: галерея механических восковых фигур, египетские и перуанские мумии, люди-уродцы, комната пыток, большое анатомическое отделение и многое другое. Вход 20 коп. Анатомическое отделение открыто только для взрослых с платою 10 коп. Каталог 10 коп. Музеум принимает посетителей с 10 часов утра до 10 часов вечера.
— И что с того? — не понял Ферапонт.
— А то, что там будет весь город. Это как цирк-шапито на Ярмарочной площади. Барышня, тем более приезжая, не может туда не прийти.
— Хорошая идея, — согласился Клим. — Но неплохо бы поспать хотя бы часик-два. Я всё-таки хочу наведаться к «Херсону». Может, удастся чего-нибудь разузнать?
— А зачем? — не понял Ферапонт.
— Эх ты, голова два уха, — вздохнув, проронил старший Ардашев. — Одно дело оказаться там в темноте, а другое — при солнечном свете.
— Тогда я тоже пойду, — заявил будущий диакон и, воззрившись на Клима, спросил: — Возьмёте?
— Обязательно.
— А может, по рюмашке коньяка перед сном? Пока матушка почивает, а?
— Ещё чего! — раздался голос Ольги Ивановны. Она стояла на пороге и, кажется, не ложилась. — У тебя, Пантелей, больное сердце. Врач строго-настрого алкоголь запретил, капли назначил и ежедневную пешую прогулку прописал до Троицкого храма и обратно. Но разве ты его слушаешь? У тебя один маршрут: от дивана к столу и от стола к буфету, а вместо сердечных каплей — кизиловая настойка и чубук с турецким табаком. Не бережёшь ты себя, а потом жалуешься: то здесь кольнуло, то там стрельнуло.
Отец махнул рукой и молча поплёлся в спальню.
— Сынок, я слышала весь разговор. Окно у меня было открыто. Слава богу, всё обошлось. Ложитесь спать. Ночь была бессонная. Неспокойная.
Едва коснувшись мягкой перьевой подушки, Ардашев провалился в сладкий, как патока сон. За окном с надрывом кричала горлинка, потерявшая птенца, а Климу грезилось, что это Анна зовёт его на помощь.
Он проснулся через два часа, точно по будильнику, и разбудил Ферапонта. Умывшись и наскоро позавтракав, молодые люди спустились вниз по Барятинской, затем повернули налево и, пройдя несколько улиц, вышли к Николаевскому проспекту. Через дорогу от недавно выстроенной гостиницы «Варшава» шумел Нижний базар, раскинувший торговые ряды на Казанской площади. Двухэтажная гостиница «Херсон», построенная из местного ракушечника, стояла на перекрёстке Казачьей и Казанской улиц и, так же, как и рынок, давно проснулась: через арку въезжали и выезжали экипажи, а у парадной двери дежурил швейцар. Ничто не напоминало о том, что ещё несколько часов назад здесь произошло убийство всемирно известного магнетизёра.
Клим остановился у фонаря на углу Казанской и закурил.
— Что мне нужно делать? — осведомился Ферапонт.
— Ничего особенного. Ходите рядом и осматривайте вместе со мной все закоулки.
— А зачем?
— Всегда есть слабая надежда на то, что преступник оставил на месте преступления какой-нибудь след.
— Но как мы его увидим? Тут же полно пыли и ходит масса народу. Сотни следов от сапог.
— След — это не обязательно отпечаток обуви преступника. Это может быть и случайно обронённый предмет. Если говорят, что «злодей наследил», это означает, что он оставил на месте происшествия что-то такое, что поможет его отыскать.
— Теперь ясно.
— Тогда поступим так: вы идите по правой стороне тротуара и обращайте внимание на то, что лежит на земле, если найдёте что-то интересное — подберите, а я осмотрю саму арку «Херсона» и буду держаться левой стороны. Примерно, через сто саженей, миновав двухэтажный доходный дом по вашей стороне, — Ардашев указал рукой, — остановимся и обсудим дальнейший план действий.
— Договорились.
— Тогда не будем терять время.
Приятели разошлись. Ардашев исчез в арке, а Ферапонт, наклонившись почти параллельно земле, медленно двигался на восток. Одни встречные прохожие, завидев молодого человека в подряснике и скуфье, сосредоточено ищущего какую-то, очевидно, потерянную им вещь, уважительно расступались, освобождая ему дорогу, а другие весело покрикивали:
— Эй, батюшка, никак канунешний день потерял?
— Что посеял, отец? Скажи и нам! Поищем вместе!
Игнорируя возгласы, псаломщик тщательно, вершок за вершком, с серьёзным лицом осматривал тротуар, иногда поднимая что-то и кладя в карман.
Наконец, он добрался до угла доходного дома под номером сорок и остановился, глядя на Ардашева, который что-то обсуждал с извозчиком — стариком в синем армяке и фуражке — у арки гостиницы. Закончив беседу, Клим подошёл к Ферапонту.
— О чём это вы разговаривали с возницей? — осведомился псаломщик.