Слепой. Один в темноте

– Полной уверенности у меня, конечно, нет, – сказал он, привычно закладывая ногу на ногу, – но в пользу данного предположения говорят как минимум два факта. То есть их гораздо больше… Ну, например, посудите сами: если бы это был обычный маньяк, стал бы он, фактически, класть голову под топор, охотясь на таких людей, как вы и Марк Анатольевич? Не думаю. На свете полным-полно других… гм… потенциальных жертв. Но я хотел бы подробно остановиться на двух обстоятельствах, – продолжал он, не дав Вронскому времени оскорбиться по поводу едва не прозвучавшего обвинения в педофилии. – Во-первых, я побывал на кладбище. Могилы Тороповых выглядят так, словно за ними постоянно ухаживает целая бригада профессиональных озеленителей…

Он сделал паузу, давая хозяину возможность вставить реплику, но реплики не последовало: Вронский вообще никак не отреагировал на это сообщение, то ли не распознав скрытого в нем упрека, то ли не сочтя этот упрек достойным внимания. Во всяком случае, ответственности за образцовое состояние могил он на себя не взял, а это означало, что мысль Дмитрия Ивановича движется в правильном направлении.

– Во-вторых, – продолжал Кривошеин, указывая на стол, – вам ничего не кажется странным в этом джентльменском наборе?

– С чего бы вдруг? – пожал плечами Вронский. – По-моему, обычный набор «Сделай сам» для начинающего киллера…

– Ну, допустим, начинающий обычно удовлетворяется чем-нибудь одним – пистолетом, ножом, охотничьей двустволкой… А во-вторых, набор не совсем обычный даже для опытного, профессионального убийцы. Вот как бы вы сами, например, им воспользовались, если бы очутились на месте этого парня?

Вронский снова пожал плечами.

– Ну, я-то не профессионал и даже не дилетант… А что в баллонах?

– «Черемуха», – просветил его Кривошеин. – Это такой слезоточивый газ, применяемый в основном…

– Я знаю, что такое «черемуха», – перебил его Вронский. – Это, по-моему, знают все, кто пережил девяностые… Н-ну-с, тогда все более или менее ясно. Значит, я захожу в клозет, достаю все это добро из бачка. Надеваю противогаз, возвращаюсь к дверям, что ведут в зал, и аккуратно, один за другим, отправляю туда оба баллона. В зале начинается паника, все кашляют, плачут и блюют, никто ничего не видит, в дверях давка… Я вхожу, приближаюсь к заблеванной жертве, стреляю в упор и спокойно ухожу. А что, недурно придумано! Вот ведь гаденыш!

– Придумано и впрямь недурно, – согласился Дмитрий Иванович. – И ребус этот вы разгадали в два счета. А говорите, не профессионал… Только вы упустили одну маленькую деталь.

– Это какую же? – заинтересовался Александр Леонидович.

– А вот эту. – Подавшись вперед, начальник службы безопасности взял со стола наручники и поднял их в воздух, заставив один из вороненых браслетов закачаться, как маятник. – Зачем, по-вашему, человеку, который намерен просто выстрелить в упор и уйти, эта милая вещица? Заметьте, это не случайный набор наворованного с военных складов имущества, обнаруженный в сарае у отставного прапорщика, а тайник, оборудованный убийцей на месте предстоящего преступления. То есть эта деталь, – он аккуратно, без стука, вернул наручники на место, – представлялась ему такой же необходимой, как пистолет. А если учесть, что под арендованным вами залом располагается весьма обширный подвал, в котором имеется масса укромных уголков, ответ на мой вопрос становится очевидным: прежде чем убить, он хотел с вами обстоятельно потолковать. Даже если не принимать во внимание всего, о чем мы говорили ранее, для наемного убийцы это совсем не характерно.

Александр Леонидович с трудом сдержал рефлекторное содрогание, представив, что это мог быть за разговор и чем он должен был для него закончиться.

– В подвале его на всякий случай ждала засада, – словно угадав его мысли, сообщил Кривошеин. – Но я рад, что все случилось так, как случилось. Потому что, как видите, от ошибок не застрахован никто – ни нападающая сторона, ни та, которой выпало держать оборону…

– Потолковать, – с неопределенной интонацией повторил Вронский, сверля тяжелым взглядом экран ноутбука, на котором красовалось бородатое лицо неудавшегося убийцы. – Интересно, чего он хотел от меня добиться, этот маньяк – слез раскаяния?

«Уж этого от тебя точно не добьешься», – подумал Дмитрий Иванович, но, разумеется, промолчал.

– Что ты намерен предпринять? – деловито спросил Вронский. – Надеюсь, не ждать следующего раза?

Кривошеин расплел завязанные замысловатым узлом ноги и выпрямился в кресле.

– Так я не уволен?

– Не понял вопроса, – сухо произнес Вронский.

– Ну, мне показалось, что вы не вполне довольны тем, как я выполняю свои должностные…

– Пока я плачу тебе деньги – и, заметь, немалые, – степень моего довольства или недовольства тем, как ты выполняешь свои обязанности, буду определять тоже я. И можешь не волноваться: когда придет время вышвырнуть тебя на улицу, ты узнаешь об этом первым. После меня, разумеется.