Он сердито тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Какая-то шедшая навстречу толстая тетка посмотрела на него с тревожным любопытством, будто ожидая, что он вот-вот заговорит сам с собой, залезет на дерево или выкинет еще какой-нибудь непотребный фокус. Андрей ответил ей пустым, непроницаемым, как бетонная стена, взглядом, и тетка, закаменев лицом, глядя прямо перед собой, ускорила шаг.
«Нет, – подумал он, – к черту! Сегодня никаких монстров. И никакого, пропади он пропадом, телевизора с его рекламой и выпусками новостей. Книги, только книги! Всем хорошим во мне я обязан книге. Это Горький, Алексей Максимович. То есть, Алексей Максимович – это Пешков, а Горький у нас – Максим… Но Горького, он же Пешков, мы трогать не будем. А почитаем-ка мы что-нибудь веселенькое, жизнеутверждающее, ни к чему не обязывающее… Джерома почитаем, «Трое в лодке, не считая собаки», или еще что-нибудь в этом же роде. Нет, когда хочется просто посмеяться, лучше Джерома ничего не найдешь. Как они масло в чайник запихивали, как палатку под дождем ставили, а потом консервную банку с ананасами вскрывали – мачтой, с размаху… Про ирландское рагу почитаем, как Монморанси, фокстерьер, им крысу принес для полноты букета… Да, так и сделаем. И чтобы ничего такого, с заумью, с чертовщинкой. Короче, никакого По – он же Эдгар, он же Аллан…»
Он свернул за угол, пересек, прыгая через мелкие прозрачные лужи, внутридворовый проезд и двинулся наискосок через двор к своему подъезду, минуя мокрые песочницы с забытыми совками и игрушечными самосвалами, блестящие после дождя детские горки, лесенки, чахлые саженцы, уже который год не могущие решить, засохнуть им или все-таки приняться, перекладины для выбивания ковров, на которых подтягивались мальчишки, и разновысокие турники, на одном из которых монументальная старуха в пестром ситцевом халате выбивала полосатые домотканые половики – и где, спрашивается, она их откопала? Потом он увидел стоянку перед подъездом и свой бежевый «пассат», тоже до блеска отмытый дождем, и настроение разом упало, потому что рядом с машиной, как давеча на стоянке около прокуратуры, томилась, терпеливо переступая с ноги на ногу, Варечка Наумова.
Из чего следовало, что пресловутая женская гордость, если и существует, надевается, как пальто, когда в этом есть необходимость. А если необходимости нет, женщина порхает налегке – без гордости. А также без стыда, без совести и без малейшего понятия об элементарных приличиях.
Охваченный раздражением пополам с неловкостью из-за того, что между ними произошло (и в гораздо большей степени из-за того, что могло случиться, но не случилось), Андрей чуть было не прошел мимо, сделав вид, что не заметил младшего советника юстиции Наумову. Но в последний момент все-таки взял себя в руки и повернул к стоянке, тем более что, поступи он иначе, она бы его почти наверняка окликнула. А если бы не окликнула, получилось бы еще хуже, потому что – жалко ведь человека, елки-палки!
– Что случилось, Варвара Никитична? – с вежливым удивлением спросил он, на всякий случай сделав вид, что между ними ничего не было (а если и было что-то, то он этого, хоть убей, не помнит).
Тем не менее, что-то было, и он об этом превосходно помнил. Взгляд сам собой, будто намагниченный, скользил по ее стройной фигурке, перебегая с высокой груди на то место, где кончалась форменная юбка, скользя вниз и снова поднимаясь вверх. Андрей поймал себя на том, что вспоминает, как она выглядит без одежды, смутился, разозлился и сфокусировался на ее лице. Намного легче от этого не стало, но он, по крайней мере, перестал напоминать самому себе сексуально озабоченного идиота, который принародно раздевает женщину взглядом.
– Вы знаете, Солодовникова нашли, – сообщила Варечка, смущенно потупив взгляд.
– Что значит – нашли? – изумился Андрей. – Он что, скрывался? Что он опять натворил, этот зодчий?
– Умер, – развеяла его недоумение Варечка. – Точнее, убит.
Без малейшего понуждения со стороны Андрея она пустилась в разъяснения. Оказывается, пока он спал после дежурства, некий пенсионер имярек, проживающий по известному адресу, спустился в подвал по каким-то своим делам – надо полагать, за соленьями, вареньями и прочими маринадами. В подвал ему удалось проникнуть далеко не сразу: какие-то хулиганы заклинили замок, сломав в нем ключ. Взломав дверь, пенсионер имярек обнаружил, что свет в подвале не горит, и даже выключатель со стены куда-то пропал. Будучи человеком предусмотрительным, поименованный гражданин включил принесенный с собой карманный фонарь и беспрепятственно проследовал к своей кладовке, расположенной в дальнем тупике коридора. Здесь он каким-то образом ухитрился споткнуться и опрокинул составленные в углу старые доски, разрозненные лыжи и прочий хлам, который имеет обыкновение скапливаться в подобных местах.