Слепой. Обратной дороги нет

И в городе, и в порту до сих пор было все спокойно. Это хорошо. То, что Костя Шекель и подонки вроде него называли архаичным словечком «шухер», означало бы немедленный и полный провал тщательно продуманной дерзкой операции. Если поднимется шум, увести фуру с грузом наркотиков с территории порта не удастся; большинство участников налета, конечно, сумеет уйти, затеряться в лабиринтах штабелей и складских помещений, но это уже ничего не меняет: кого-то все равно возьмут, а взяв, непременно расколют, заставят говорить. Пусть это будет даже самый тупой из быков, ничего не знающий об организаторах и истинных масштабах операции, – даже такая тупая скотина после соответствующей обработки милицейскими дубинками и прочими подручными средствами сумеет назвать имя бригадира, который ее сюда привел. Ну а дальше все пойдет как по маслу: получив в руки кончик цепочки, сыскари будут неторопливо и аккуратно тянуть за него, пока не вытянут наружу все и всех, до последнего человечка.

Именно для того, чтобы этого не случилось, капитан ДПС Полещук и дежурил здесь, на ближних подступах к порту.

Тишина и темнота, как всегда, располагали к неторопливым раздумьям, только мысли на этот раз лезли в голову все больше какие-то невеселые, типа «сколько веревочке ни виться…». Полещук гнал их прочь, но они возвращались, прямо как евреи, которые, согласно старой поговорке, будучи выставленными вон через двери, сразу лезут в окна. Следы кровавой бойни, которые Лещ видел десять минут назад в караулке у транспортной проходной, не произвели особого впечатления: он сам убивал не раз и не два, и чужая кровь печалила его не больше, чем пролитый клюквенный морс. Но на этот раз кровь и трупы были свидетельством того, что безумная затея Борисыча – не сон, не мираж и не фантазия типа «а неплохо было бы…», а реальность, тем более неприятная, что Полещук принимал участие во всем этом дерьме против своей воли. Он говорил Борисычу, что это безумие; он просил, доказывал, умолял, чуть ли не в ногах валялся, пытаясь заставить старого упыря отказаться от рискованной затеи, но все было тщетно: мысль о фантастической добыче настолько прочно укоренилась в мозгу главаря, что он уже считал эти деньги своими. Конечно, фантастическая добыча требует фантастических усилий и риска, это верно. Но все равно сейчас, когда все уже началось и повернуть назад стало невозможно, капитан Полещук чувствовал себя крайне неуютно. Пожалуй, он с удовольствием обошелся бы без этих денег, только бы очутиться отсюда подальше…

На углу улицы, которую Полещук перегородил своей «девяткой», стояло заброшенное здание – одноэтажное, когда-то белое, а теперь того неопределенного грязного цвета, который со временем приобретают все оставшиеся без присмотра дома. Когда-то здесь была мастерская по ремонту обуви – сначала государственная, а потом частная, сменявшая хозяев чуть ли не по два раза в год. Последнему владельцу этого неизбывно убыточного предприятия так и не удалось вовремя спихнуть с рук свое приобретение; он прогорел вчистую и, скрываясь от кредиторов, бежал куда-то к черту на рога, в Россию, а может, и в Белоруссию. Здание мастерской было конфисковано в счет налогов и снова перешло на городской баланс, то есть было обречено на медленное, но неуклонное разрушение. Все это Полещук знал: во-первых, как человек, имеющий некоторое отношение к исполнительной власти, а во-вторых, как коренной житель города и бывший клиент мастерской, еще в детстве таскавший сюда свои и родительские башмаки.

Глядя на заброшенную, прямо на глазах разрушающуюся хибару и вспоминая одноногого сапожника дядю Мишу, некогда прибивавшего здесь набойки, клеившего подметки и вселявшего в детвору сладкий ужас своей сизой, испитой физиономией и в особенности деревянной ногой, придававшей ему сходство с пиратом Билли Бонсом, капитан Полещук вдруг увидел, что грязные, растрескавшиеся стены бывшей мастерской вдруг начали наливаться светом. Значит, за углом, невидимый отсюда, движется, освещая мастерскую фарами, какой-то автомобиль.

– Не спится вам, уродам, – проворчал Полещук и, прихватив с соседнего сиденья полосатый жезл, полез из машины.

Выбравшись на мостовую, он передвинул рычажок на рукоятке жезла, включив спрятанную внутри полосатой пластиковой дубинки электрическую лампочку. Жезл засветился в ночи, живо напомнив Полещуку широко известный анекдот, в котором гаишника сравнивали с продавцом полосатых палочек. Капитан взвесил жезл в руке, словно прикидывая, какой получится эффект, если треснуть кого-нибудь этой штуковиной по башке, а потом, сообразив кое-что, отцепил от рубашки и спрятал в карман форменную бляху с личным опознавательным номером: правила правилами, а лишняя гласность ему сегодня была ни к чему.