Третий Глаз протянула ему руку и позволила поднять себя с земли. Она потянулась, как будто устала, но было очевидно, что она хочет дать ему возможность полюбоваться собой, пока ее взгляд направлен в другую сторону. Гэвин разгадал ее замысел, но полюбоваться ему это не помешало. Она озорно усмехнулась:
– А знаешь, ведь вообще-то я очень скромная девочка.
«Нет, по правде говоря, я этого не знаю».
Гэвин ограничился тем, что с сомнением приподнял бровь, потом сразу же опустил и ответил, как положено воспитанному человеку, вежливой ложью:
– Не сомневаюсь в этом.
Она рассмеялась.
– Ты совершенно невозможен! И почему-то от этого с тобой еще больше хочется поиграть.
– У большинства людей, когда они говорят, что играют с огнем, это просто фигура речи, – отозвался Гэвин.
– Опасные игрушки лучше всех! Надеюсь, ты будешь спать хорошо, лорд Призма.
Впрочем, оба знали, что этому пожеланию не суждено сбыться.
Глава 38
– Старым богам поклонялись не потому, что Семь Сатрапий населяли сплошь невежественные глупцы, – сказал Зимун. – Им поклонялись, потому что они были реальны.
Они с Лив шагали по предместьям Гарристона. Выйдя из ворот Старухи, они оказались на равнине между старой стеной и Стеной Яркой Воды, где расположилась лагерем большая часть цветомагов.
– Да, конечно, – отозвалась Лив, даже не пытаясь скрыть свой скептицизм.
По лицу Зимуна пробежала гримаса гнева, но его черты тотчас разгладились. Он пристально поглядел на Лив, как бы спрашивая: «Кто здесь наставник, ты или я?»
Лив покраснела. Ее непроизвольная реакция была пережитком ее прежних взглядов: она всегда считала, что старые боги были плодом примитивного воображения народов, живших вокруг Лазурного моря до прихода Люцидония. Однако если Хромерия лгала относительно других вещей, то и это вполне могло оказаться ложью. Лив кашлянула.
– Я имела в виду – да, конечно.
– Я думаю, что жители Семи Сатрапий тоже это понимают. Словно бы из ниоткуда вновь стали появляться статуэтки богов – спрятанные на чердаках, в погребах, в тайных фамильных склепах среди леса. Присмотрись повнимательнее, когда мы пойдем через лагерь, ты сама увидишь множество мелких признаков. Уже скоро жречество будет восстановлено и поклонение вновь станет публичным. Ты, кажется, сомневаешься?
– Прошу прощения, но… старые боги? В смысле, Атират, Анат, Дагну и все прочие?
На его лице вновь вспыхнуло раздражение, и Лив почувствовала себя глупо. Однако ответил Зимун вполне дружелюбно:
– Ты можешь сказать, что ты чувствуешь, когда извлекаешь сверхфиолетовый?
– Конечно. Я чувствую себя как бы посторонней, отделенной от своих эмоций и, честно говоря, немного горжусь тем, насколько отчетливо я могу все видеть.
– Это не ты, – сказал Зимун.
– Согласна, на самом деле я не такая уж зазнайка, – признала Лив.
«Но ты ведь меня не знаешь, так почему говоришь с такой уверенностью?»
– Я не хочу сказать, что это «не настоящая ты». Я имею в виду – это вообще не ты.
– В смысле?
– Это не
Эта идея вызвала у Лив отвращение.
– Что?! Кто-то невидимый помогает мне извлекать? Это вот в это верит Цветной Владыка? Моя магия принадлежит мне!
Голос Зимуна звучал холодно, безэмоционально:
– То есть ты сама выбрала свои цвета? Сверхфиолетовый – у изгоя, тирейской девчонки, которая никогда не станет в Хромерии своей, но втайне презирает других студенток, не пускающих ее в свои никчемные кружки? Желтый – у девушки, которая ясно мыслит, но не может решить, стоит ли ей входить в контакт со всем, что она видит вокруг? Хм-м, похоже на очень, как это говорится… удачное стечение обстоятельств.
– Ты говоришь как дешевый прорицатель. Если бы я была под-красной, ты сказал бы: «О, под-красный – у девушки, которая в ярости из-за того, что она стала аутсайдером!» Или: «Синий – ну конечно, ты ведь всегда завидовала девочкам, которые здесь прижились». Все это чушь!
Лив сложила руки на груди, глубоко вздохнула и сцепила пальцы.
– Я хочу сказать… прошу прощения, милорд, но ты меня не убедил. Я знаю, что Хромерия учила нас лжи, но это еще не значит, что я готова принять на веру любой контраргумент, какой только попадется.
Зимун, кажется, не принял ее слова к сердцу.
– Ты очень симпатичная, когда злишься. И когда ты вот так складываешь руки, это очень выгодно подчеркивает твою грудь.
Лив бросила взгляд вниз и поспешно, словно обжегшись, уронила руки.
– Прошу прощения?!
Она резко остановилась. Зимун тоже остановился, повернувшись к ней. Она едва не залепила пощечину этому наглецу.
– Это самое неуместное замечание, какое мне когда-либо делали! Я ожидаю твоих извинений сию же минуту!