Но есть еще и Вера. Нежданно-негаданно на ней женился Малыха. То ли самоотверженно пожалел, то ли чем-то она его подкупила? Чем? Внешностью? Душой? Или умышленно, все наперед рассчитав, предложила ему свою долю в отцовском наследстве, а он, дурья голова, не разгадал? Могло быть такое? Могло. Тихони, да еще по-рабски влюбленные, способны на самые немыслимые поступки.
Могла же Вера средь ночи одна тащиться через весь город? В этом все дело: ее поведение невозможно разгадать, многие ее поступки непредсказуемы. Если уж выносить ей окончательный приговор, то он немудрен: ей никто не верит, потому что не принимает ее всерьез, а Малыха верит лишь потому, что не задумывается, по прислушивается по-настоящему к ее словам. А уж кому, как не ей, оказалось выгодным устранение Петрушина?! На что вообще могла она рассчитывать, на какую долю, останься Петрушин в живых?!
А как можно верить Малыхе, в разумении которого вся жизнь сводится к сущей ерунде? Оснований для убийства Сличко у него, безусловно, не было. Однако была возможность. Более того, это могло произойти помимо его воли. Как стечение обстоятельств.
Мог ли он соорудить пугало? Конечно. Если кто-то подсказал ему идею. А кто мог подсказать? Тот, кто искал с ним общения. Упорно искал. Теперь-то мы знаем, что был такой человек. Но разве можем точно узнать, когда ему удалось впервые подкатиться к Малыхе?
Да и к Петрушину у Малыхи не было оснований относиться безразлично. Ведь это именно Петрушин обобрал его жену, и крохи не выделив ей из отцовского наследства.
Пожалуй, и прокурор послал Малыху в петрушинский дом вовсе не для того, что этот рулевой с буксира искал там какие-то остатки от ховашки. Вместо того чтобы в ответ на стук в дверь открыть ее и задержать незваного гостя или хотя бы определить, кто это был, он спрятался, позабыв обо всем на свете. Как ему верить? И почему, унеся из петрушииского дома мешок с побрякушками, он при первой же встрече не передал его прокурору?
А если бы Петрушин был жив, можно ли было поверить в то, что это не он убрал Сличко? Он мог и не ведать о пугале, но идея заманить старого дружка к оврагу могла родиться и в его голове. В конце концов, Сличко убили в самом подходящем для этого месте. Труп в овраге вообще могли никогда не обнаружить. Обычно с полудня машины свозят туда разный мусор, в том числе строительные отходы. В этот овраг самосвалы ссыпают свой груз один за другим, шоферам и дела нет до того, что они туда сваливают.
С другой стороны, странно: если Петрушин охотился за Елышевым, то, видимо, с одной целью — убрать его как свидетеля. Но цель у Петрушина могла быть иной. Елышев для него не соперник. А Малыха видел его в Крутом переулке. Надежда могла знать об этом и обещала мужу вызвать к универмагу Малыху. Но обманула, решив подставить Елышева. Могло так быть?
Словом, все в поведении и образе жизни этих людей так переплелось, так они опутали и запутали себя и других, что строить можно любые версии.
Например, меня давно настораживало настойчивое желание Гурбы приблизить к себе Малыху. В рассказах о довоенной дружбе с Гришиным отцом, о любви к его матери, о клятвах и преданности хватало сентиментальности, но недоставало достоверности. Почему-то вспомнил он о своей клятве спустя два десятка лет, когда Малыха уже ни в ком не нуждался — ни в опекуне, ни в поводыре.
Как врач, хоть и не психиатр, я еще при первой встрече заподозрил и, пожалуй, не ошибся, что с психикой у Гурбы не все в порядке. Он не способен был четко выразить мысль: то перескакивал с темы на тему, то бывал излишне болтлив, то замыкался без видимых причин. Но не только это породило мое недоверие к нему. Он так приклеился к Малыхе, словно искал в нем защитника и, значит, чего-то опасался. Не того ли, что следующим за Сличко и Петрушиным может стать он? Не он ли приходил к Надежде в ее отсутствие, не он ли сломал замок и потом приходил еще раз, когда в доме уже был Малыха? Малыха утверждает, что не узнал голос. Мог и не узнать, если Гурба говорил в платок или в шапку. А мог и узнать, но скрыть от всех. И так же могла поступить Надежда. В своих интересах. Или в интересах Гурбы. Если они заодно.
Конечно, так рассуждая, я зайду слишком далеко. Но вправе ли я поступать иначе, если все переплетено до неправдоподобия?
Взять того же Балябу. Вечно угрюмый, настороженный, постоянно чего-то недоговаривающий. Он из тех людей, о которых говорят, что счастливы они бывают лишь в ночь под Новый год. Можно ли ему верить? Скажем, его рассказу о действиях во время нападения на нефтебазу. Во-первых, он мог о чем-то важном просто-напросто забыть, во-вторых, мог придумать — не сейчас, а давно — и убедить себя, что так оно и было.