В комнате, где лежал Доминик, царил полумрак. В углу мерцала лампада.
— Монсеньор, как хорошо, что вы приехали, — поднялась Тео-филия навстречу епископу.
Тот молча прошел к постели умирающего и указал жестом, чтобы все вышли. Исповедь была недолгой.
— Сын мой, ты больше ничего не хочешь мне сказать? — прошептал епископ, склоняясь к самому уху Радзивилла. — Поведай мне то, что не должно уйти вместе с тобой.
— Мне больше не в чем каяться, — еле слышно проговорил князь, и на лице его отразилась мука.
Священник взял его за руку.
— Скажи мне, где искать Золотых Апостолов. Нам известно, что они остались в твоем замке. Святыня нашей церкви должна вернуться в лоно ее.
Но Доминик его уже не слышал. Он снова впал в забытье.
Несмотря на все старания врачей и молитвы Теофилии, утром 9 ноября 1813 года, сразу после возвращения Императора в Париж, князь Радзивилл скончался, так и не придя в сознание.
Последние его слова были:
— Я приду за вами…
24
— Я иностранец, — поспешил объявить сдавленным от волнения голосом пан Бронивецкий, инстинктивно пятясь назад, к лестнице. В голове его уже роились самые черные мысли.
— Мне известно, — успокоил его капитан Островский, приблизившись к нему почти вплотную. — У меня к вам есть несколько вопросов. Надеюсь, вас не затруднит ответить на них? Без лишних формальностей, — уточнил он, заметив смятение на лице поляка.
— Прямо здесь? — потерянно спросил Ежи.
— Можно и здесь, — согласился милиционер. — Если вы, конечно, не возражаете?
Ежи не возражал, он уже понял, что лучше вести себя так, словно ничего серьезного не происходит.
Они прошли в дальнюю часть гостиничного холла и опустились на маленький обтянутый зеленым дерматином диванчик, принявший их тела с глубоким утробным вздохом.
Пану Бронивецкому казалось, что сердце его сейчас выпрыгнет через рот прямо к ногам капитана. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы выглядеть в меру беспечным и, вместе с тем, заинтересованным. В сложившихся обстоятельствах это было очень непросто.
Разговор занял не более десяти минут и закончился так же неожиданно, как и начался. Капитан оказался человеком деликатным, что сразу расположило к нему пана Бронивецкого. Наконец осознав, что ему ничего не угрожает, Ежи заметно воспрял духом и даже позволил себе легкую иронию в отношении данной ситуации.
Милиционера интересовало, не пытался ли кто-нибудь предлагать иностранцу какие-либо предметы антиквариата или просто старые вещи, может быть и не имевшие культурной ценности, зато вызывавшие определенный интерес у коллекционеров.
— Я же знаю ваши законы, — вполне правдоподобно возмутился пан Бронивецкий. — Никаких покупок здесь я делать не собираюсь. Мой визит носит… — он на мгновение запнулся, но тут же продолжил, — носит сугубо гуманитарный, туристический характер.
Капитан Островский улыбнулся.
— Значит, если что — сразу дайте знать. А то тут у нас, знаете ли, разные люди попадаются… Впрочем, как и у вас в Польше. Одни, вот как вы, стремятся строить общение на гуманитарной основе, а другие — делают свой незаконный бизнес.
— Да, да… понимаю, — согласился пан Бронивецкий. — Закон, есть закон. Всегда можете рассчитывать на меня.
— Спасибо за сотрудничество, — поблагодарил его капитан Островский. — Вот вам мой телефон.
После ухода милиционера Ежи еще некоторое время сидел, размышляя о том, что могло заставить милицию заподозрить в нем человека, способного преступить закон. Единственным сколько-нибудь приемлемым объяснением было то, что, возможно, в данный момент других иностранцев в городе не было.
Оставшись вполне удовлетворенным таким объяснением, пан Бронивецкий еще раз заглянул в свой маленький изящный портфельчик и, убедившись, что толстый желтый конверт, полученный им неделей раньше из Ватикана, на месте, отправился в гости к Григорию.
Формальным поводом для визита должны были служить копии документов, которые стараниями одного из братьев-иезуитов удалось обнаружить в библиотеке Ватикана. Когда пан Бронивецкий впервые увидел их, то сразу понял, что наивные и где-то даже абсурдные рассуждения Несвижского чудака вполне могут оказаться правдой. То, что в гуще ветвей генеалогического древа Радзивиллов могли таиться невидимые на первый взгляд побеги, и раньше не вызывало сомнений. Но то, что один из этих побегов вдруг обнаружится здесь, в Несвиже, никто и предположить не мог.
Григорий был дома. Еще днем они договорились по телефону встретиться.
— Парит сегодня, — сказал хозяин дома, пожимая руку гостю. — С приездом.
Пан Бронивецкий вытер лицо платком и оглянулся, ища взглядом, куда бы присесть.
— К дождю, наверно, — заметил он, устраиваясь в кресле. — Дождь — это к урожаю. — И засмеялся, сам не зная почему.
Григорий принес стаканы и бутылку минеральной воды.
— Не помешает, — сказал он, устраиваясь напротив гостя.
— А ведь вы были правы, — без подготовки начал пан Бронивецкий, жадно следя, какое впечатление произведут на Григория его слова. — Вполне может статься, что и в ваших венах течет кровь Радзивиллов.