Был вечер, и я никого не нашел: Николай еще не возвращался, Профессор исчез в неизвестном направлении, а у меня — куча дел! Обрубки, сучья, ветки, которые пацаны отобрали у Циркуля, и остатки „шубы“, разрезанной на куски (моя гипотеза подтвердилась!), я отвез в милицию и сдал под расписку дежурному для Чернецова. Перекуривать завтра экспертам будет некогда: на одном полиэтилене столько „пальчиков“! Правда, хвойные отходы вызвали у меня сомнение: цвет подозрительно зеленоватый и колючесть слабовата для голубенькой…
Потом поехал домой, надо было сосредоточиться. Сбор я назначил на завтра, на утро, у Лаптевых. У меня к тому времени должен быть четкий план. А темных мест — еще о-е-ей!
Меня интересовало:
какая связь между Рутовым и Баркиной? (соучастие или покрывательство);
когда проник на чердак Профессор? (время и цель);
и кто был на чердаке ч е т в е р т ы й?
Промучился полночи, аж мозги начали пищать, но зато версию построил железную!
…Открыл мне Дюха. Я оторопел: под глазом красовался огромный синячина!
— Кто тебя так раскрасил: Сашка или „тот“?
— Все в сборе, — сказал он и ушел.
Ого, видно, здорово Профессору досталось: шуток не воспринимает!
— Мы собрались для того, чтобы установить истину, — сказал я и предложил по порядку рассказать, что известно каждому. Мне хотелось еще раз себя проверить.
Подошла очередь Профессора.
— Все уже рассказали, мне добавить нечего.
— В какое время ты попал на чердак? — задаю вопрос, хотя ответ знаю: вычислил.
— Во дворе стояла „мусорка“… Я зашел в подъезд, поднялся… на чердак… — слова растягивает, неохота Дюхе, конечно, отвечать, представляю.
— Ребят видел во дворе?
— Не обратил внимания: там народу было много… Девочка маленькая выскочила из подъезда, когда я дверь открывал.
— Н-нинка, — кивнул Ягодкин.
— А почему ты побежал на чердак? — спрашиваю, а у самого сердце заныло: как он ответит?..
— Шум услышал и поднялся.
Эх, Дюха, Дюха! Что же ты делаешь?! Мне ведь придется сейчас выводить тебя на чистую воду!..
— Нет, Профессор, ты пришел р а н ь ш е, прежде чем начался шум на чердаке,— говорю и боюсь на него смотреть. — Потому что Бельчиков зашел в подъезд после того, как Нинка, которую ты выпустил, прибежала к нам. А Карасева кинулась на чердак вслед за тобой, перед приходом Сашки. И только тогда начался шум, Дюша.
— Может, и так, — и я глазам своим не поверил: он зевнул!
— Ты что, не понимаешь разницы?!
— Не понимаю.
Я разозлился: строит из себя Иванушку-дурачка!
— Хорошо, объясню… Ты пришел раньше всех. Но не раньше того, н е и з в е с т н о г о. Ты потому и бежал, как слон топал, что увидел его и догонял!.. И на чердаке у тебя было время его рассмотреть! Кто это был?..
В комнате повисла такая тишина, что заболели уши. Наконец, Дюха встал и сказал:
— Отвечать отказываюсь.
Пацаны сидят чуть живы, Ягодкин, как положено, начал икать, а я весь взмок.
— Твое дело, можешь не отвечать. Это сейчас уже не имеет никакого значения. На полиэтилене — отпечатки пальцев, а зайти осмотреть нужную квартиру Чернецов тоже найдет предлог. И твое молчание ее не спасет.
— Замолчи! — заорал Профессор и стал, как только что побеленная стенка.
— Не надо кричать, Лаптев.
Мы все, как по команде, повернулись: в дверях стояла Баркина!
— На чердаке была я! — сказала и отбросила за спину свою шикарную косу. Будто в геройстве признавалась. — Ну, Тулупчиков, допрашивай. Ты ведь здесь главный сыщик.
Я сдержался, хотя мне очень хотелось сказать ей пару ласковых.
— Зачем в подъезды подбрасывала ветки? — спрашиваю специально для Дюхи, чтобы до конца перед ним ее разоблачить.
— Я уже говорила Лаптеву: чтобы вам было интереснее играть!
— Спасибо за заботу. Тебе необходимо было выиграть время! Чтобы скрыть следы преступления!
— Много на себя берешь, Тулупчиков!
— И ходила ты в рощу, — продолжаю, как ни в чем не бывало, — вчера утром: следы на снегу четкие, а накануне ночью шел снег. Голубую метелку в вашем подъезде Профессор нашел позавчера. Улавливаешь?..
— Допрос окончен? Я могу уйти?
Ну и выдержка у этой Королевы! Даже головы не опустила!
— Последний вопрос, ради любопытства. Почему ты спасала Аркашку Рутова? Из-за шахмат? Или из-за чего?..
Ка-ак она захохочет! Как сумасшедшая! Все вздрогнули, а я подумал, не вызвать ли „скорую“: вполне мог начаться припадок в ее положении.
— Ты, — говорит, — Тулупчиков, оказывается, дурак! А я думала — умный… — и слезы на глазах. От смеха.
Дюха тоже очнулся: до этого сидел, лицо руками закрывал, а когда она слезно-смеховую истерику закатила, он во все глаза на нее выставился и — вижу — поражен!
Не знаю, чем бы все кончилось, наверное, моя выдержка все-таки дала бы трещину и я применил бы запрещенные в следственной практике методы, но пришел Колька.
С одного взгляда оценил обстановку, но вида не подал, поздоровался, улыбнулся и говорит:
— Хорошо, что все в сборе. У меня есть кое-какие новости.
Напряжение немного спало, пацаны зашевелились.