Следователь по особо важным делам

- Форму я могу, но ты ведь чином повыше.

- Черт, не подумал... Ты когда-нибудь снимался для телевидения?

- Пока бог миловал.., - пошутил я,

- Хотя бы вчера предупредили. Я бы кое-что набросал...

А в кабинет уже бесцеремонно вторглись молоденькие ребята с какими-то большими чемоданами, со штативами, осветительной аппаратурой и другими приспособлениями.

- Останься, может, какие цифры подскажешь, - бросил мне Эдуард Алексеевич, и я увидел, что он вконец растерялся.

Парни деловито засновали по комнате, разворачивали толстые кабели, расставляли свои приборы.

К нам подошел режиссер. В берете, свитере, темных очках и ботинках на толстой рифленой подошве.

Он был маг, Он был воплощенное спокойствие. Все недоумения исчезали, растворялись сами собой. Электрик прокуратуры нашел, куда можно было включиться, хотя поначалу утверждал, что никакие пробки не выдержат нагрузки от электроприборов. Эдуард Алексеевич с первой репетиции нашел тон и нужные слова, цифры и факты. Даже форма замначальника управления прибыла в ту минуту, когда должна была начаться съемка.

Все заняли надлежащие места. Режиссер, невозмутимо оглядев свою пышную свиту, вдруг сказал:

- Подождем три минуты. Пусть пробьют. Их бой помешает. - Он кивнул на сейф, где стояли часы.

- Они никогда не бьют, - успокоил его Эдуард Алексеевич.

- Отлично. - Режиссер поправил очки. - Внимание, приготовились. Мотор!

Застрекотала камера, замначальника управления сказал первую фразу и... мелодично и нежно зазвучали удары невидимых молоточков.

- Стоп! - поднял руку режиссер. - Пусть-таки пробьют...

С улыбкой, в которой сквозило явное превосходство, он глядел на мое начальство.

Уже потом, когда съемка закончилась, а телеработники уехали и мы остались одни, замначальника управления сказал:

- Какая-то мистика. Никогда не знал, что эта побрякушка функционирует.,

- Ты просто этого не замечал. Наглядный урок психологии, - рассмеялся я. - Привычка не реагировать на постоянный раздражитель. Павлов.

- Поразительно. - Он все не мог прийти в себя от конфуза, - Ну и ну...

Я доложил ему вкратце суть дела. И соображения, почему еду в Вышегодск.

- Видишь ли, одобрять или не одобрять какие-то твои действия я пока не стану. И как твой начальник, и, если хочешь, как коллега. Результат, результат-вот что нужно.

Только до сих пор ты ничего нового не открыл. Воз, как говорится, и ныне там, товарищ важняк.

Я это знал лучше него. Что меня, собственно, и мучило.

Он безжалостно продолжал:

- Допустим, ты откроешь, что Ильин имел с Залесскои более близкие отношения... что дальше?

- Дальше встает вопрос, по какой причине он это скрывает.

- Само желание сохранить в тайне близкие отношения с женщиной скорее достойно похвалы, Ты уж меня прости, это по-мужски.

- Когда дело не касается криминальной истории...

- А ты можешь доказать, что самоубийство Залесскои - криминальная история? Что, если просто психопатология?

- Все, как один, твердят: она была нормальным, жизнерадостным человеком. Счастливая в браке...

- Во-первых, все счастливые семьи одинаковы, как сказал Толстой. Во-вторых, есть человек, врач между прочим, который оставляет следствию возможность причислить этот случай к разряду психических отклонений.

- Мамбетова, из женской консультации? - мрачно сказал я.

- Она врач. К ней надо прислушиваться. А если уж есть такой факт, с ним надо считаться.

- Я и не собираюсь игнорировать факты, - буркнул я. - Просто хочу видеть этих людей как на ладони. Может, тогда буду спокоен.

- А сейчас не спокоен, выходит?

- Нет. Копошится какая-то штука.

- Раз копошится, ее надо пощупать, - -эту самую штуку... - Он улыбнулся. - Против натуры не попрешь. Об одном тебя прошу, не тяни. Пока еще имеешь лимит времени.

Пока...

- Постараюсь. Конечно, постараюсь.

- Нет, я не шучу, - сказал он на этот раз всерьез.

Ушел я от него с какой-то неразвеянной тревогой: на правильном ли я пути?

Единственное утешение - Вышегодск что-то покажет, во всяком случае, разрешит многие неясности.

А вдруг еще больше запутает?

Да, товарищ Чикуров, выбрал ты себе профессию! Хорошо твоей сестре: скрестили там тополь с каким-нибудь баобабом, и жди себе спокойно по десять, двадцать лет, что из этого получится.

Ни жалоб, ни раздражающих душу сомнений, что твое дело отразится обидой или болью в каком-нибудь человеческом сердце. Если не преступлением. Потому что карать невинного так же преступно, как не наказать виновного.

Моя сестра молодец. Ей-богу, она просто цветет с каждым годом. А я седею. Надя говорит, что мне это идет. Но отец мой и мать тяжело вздыхают. Оба они пережили много. Но седых волос - наперечет...

Из своего кабинета я позвонил Наде.

- Игорь Андреевич, я тут без вас как без рук! - радостно воскликнула Агнесса Петровна. - Нет, какая техника!

- А что? - не понял я.

- Слышимость, говорю, хорошая. Будто вы рядышком, в Москве...

- А я действительно в Москве.

- Не можрг быть! - воскликнула она. - Надя же уехала!..

Наверное, на "Золотые пески". Я сам настоятельно советовал ей в последнем письме поехать в Болгарию.

- Ну что ж, пусть отдохнет...

- Да нет, на Алтай! Вы разве не встретились?