Следопыт

— Собака есть собака. Пускай!

— Я прошу вас, товарищ майор…

Стекляшкин был умным человеком и бывалым офицером: не позволил начальническому самолюбию овладеть собой. Внимательно посмотрел на следопыта и спросил:

— Если уверен, что молодчики отвоевались, чего же ты боишься пускать Аргона?

Смолин молча вскочил и молча побежал к оврагу. На ходу отстегнул поводок и послал Аргона вперед.

Майор покачал головой, но тут же последовал за следопытом. Никогда и нигде он не лез на рожон. Воевал хладнокровно, трезво, расчетливо, с оглядкой, берег своих солдат и себя, старался победить врага бескровно или, на крайний случай, малой кровью. Но сколько в его фронтовой и пограничной жизни создавалось острых ситуаций, когда надо было проявить стремительную дерзость, опередить противника, встать на его пути, встретить, что называется, грудью. Его солдатская молодость, первые тяжелые бои на границе в июне 1941 года были до предела насыщены именно такого рода жизненно необходимой храбростью. Вот почему он был всей душой на стороне гордого, уверенного в своей силе следопыта.

В овраге хранили молчание. Подбежав к орешнику, майор и Смолин увидели на косогоре двух недвижимых мужиков в ватниках и болотных сапогах. Автоматы с еще не остывшими стволами валялись рядом. В подсумках патроны и гранаты. В карманах маузеры и пачки денег. Майор посмотрел на лица убитых и, круто повернувшись к Смолину, сказал:

— Смертники! Перехитрили нас, гады. Пока эти отстреливались, главари оторвались от нас. Ты был прав, Саша: надо было торопиться. Ставь собаку на след.

Побежали вверх по оврагу. Выскочили в поле. Здесь было уже светло. Край неба розовел. В густой пшенице перекликались перепела. Твердая лента дороги, лежащая в дозревающих хлебах, лоснилась от ночной влаги.

Миновали поле и лес, полный птичьего гомона, пахнущий прелым листом и грибами.

Аргон мчался не останавливаясь.

Еще одно поле, еще один лес — и сквозь редкие деревья показалось село. Старый ветряк с одним крылом на окраине и белая церковь на бугре, над речкой, заросшей камышом. Неужели Махиня? Это ведь в пятнадцати километрах от границы. И не заметили!

Аргон привел пограничников к дому с красной черепичной крышей, с белыми кружевными занавесками на чистых окнах. Взбежал на высокое резное крылечко, слегка поцарапал дверь когтями и, обернувшись, посмотрел на Смолина своими выразительными глазами: помоги, мол, открыть, тут наши с тобой враги.

Дверь распахнулась почти в тот момент, когда Аргон коснулся ее. «Ждали нас», — подумал Смолин и слегка нажал на спусковой крючок своего автомата. Но стрелять не пришлось. На пороге стояла высокая, грузноватая, лет пятидесяти, в темном платье женщина. От нее пахло не то ладаном, не то свечным угаром. Лицо было властно-суровым, бледным, как у монахини, годами не знавшей свежего воздуха. Приметное лицо. Увидев его даже мельком, не забудешь. Темные глаза смотрели непримиримо враждебно, но губы улыбались, вернее, изображали улыбку. И слова были приветливыми.

— Добрый ранок, товарищи! — сказала она ласково и поспешно посторонилась. — Заходьте, будь ласка. Ранний гость, кажуть, це добрэ.

Смолин не удивился бы, если бы Аргон бросился на женщину, которая могла оказаться переодетой монахиней, настоятельницей какого-нибудь монастыря или вожаков тайных сектантов. Нет, собака рвалась вперед. Смолин не пускал ее. Сейчас спешить опасно. Возможно, диверсанты затаились в доме и встретят пограничников огнем. Не исключено, что они прячутся где-нибудь в другом месте. Или ушли через конюшню.

Он сдержанно поздоровался и сказал в тон хозяйке — радушно и приветливо.

— Извиняйте, бабушка, что побеспокоим вас.

— Яка я бабушка? — засмеялась женщина. — Я недавно замуж вышла. Сидела-сидела в старых девах и надумала… Господи, та чего ж вы стоите у порога? Заходьте, будь ласка, в хату. Вы, мабуть, голодные. Я вам зараз сниданок сготую.

— Спасибо, хозяюшка, не турбуйтэсь! В другой раз.

Аргон рвался в дом. Смолин натянул поводок и взглянул на майора. Тот незаметно кивнул: продолжай, мол, действуешь правильно.

— Значит, недавно свадьбу сыграли? — спросил Смолин. Он смотрел на дородную хозяйку невинными глазами.

— Сыграли! — смущенно, натурально зардевшись, ответила «молодая». — Все как у людей було.

— Муж дома?

— Нема. Пишов провожать ваших хлопцев.

— Кого? — спросил майор, предчувствуя недоброе. Опять, кажется, обвели вокруг пальца.

— Булы тут ваши помощники. Дружинники. Ловят воны кого-то. Зашли, выпили молочка и побежали своей дорогой. Просили передать вам, шо лесом пойдут.

— Сколько их было, дружинников?

— Двое. Бравые такие, молодые. С автоматами.

— И куда направились?

— Вон туда, в лес.

— И ваш муж пошел провожать их?

— Ага. Я ж сказала.

Смолин и майор переглянулись.

— В дом входили?

— А як же! Поели, попили и ушли.

— Где они сидели?

— Там, в горнице.

— Покажите.

— А шо у вас сталося, пан… товарищ офицер?

— Покажите, где сидели эти… дружинники?

Хозяйка пошла в дом. Вслед за нею майор. Смолин с автоматом наготове шагал позади командира.