След в прошлом

Поприветствовав хозяина, Евгений изложил ему в связи с чем они к нему пожаловали. Пётр без лишних слов внял его просьбе о помощи. Он лишь грязно выругался в адрес его похитителей. На что Владимир густо покраснел.

От денег и водки Петр решительно отказался.

— Я за рулём, — сказал он, оскалив в широкой улыбке свои выщербленные зубы.

— Мы подождём вас, — сказал Володя.

— Тогда не тратьте время зря. Сходите пока в баню, я её с утра затопил. Берёзовые веники запарите сами.

Я обернусь быстро. Поеду напрямик по полям… — Люська! — крикнул он зычным голосом, — выйди во двор!

На его крик вышла типичная селянка: крепкая простоволосая женщина лет сорока, в валенках на босу ногу и пуховой шалью на голове. Женщина кивком головы поприветствовала их.

— Что, Петро, кричал? — спросила она мужа.

— Приготовь, Люсь, для парней баню, я сам скоро буду. Да не забудь их пивом угостить… — Оно у нас отменное, его у нас бабушка варит, — пояснил он им.

— Заходите в избу, там моя старая мама, её зовут Матрёна Ивановна, — пригласила их женщина в дом. — Я быстро с баней управлюсь и подойду…

Володя, поддерживая Евгения за локоть, помог ему взойти на высокое крыльцо. Вошли в сени.

— Разрешите войти? — громко произнёс Евгения, постучав тростью в дверь.

— Входите, — послышалось в ответ.

Деревенская изба, в которую они вошли, была типичным жильём для подавляющего большинства жителей сибирских селений: огромная печь, крашенные деревянные полы, маленькие окошки и лавки вдоль стен.

Почти в такой же избе жила и семья Евгения. Ему был мил такой быт, он сразу почувствовал душевный комфорт, который так был необходим ему.

Из горницы вышла старая женщина в шерстяной вязаной кофте, белом платочке на голове и в обувке из старых обрезанных валенок.

Женщина подала голову вперёд, всматриваясь подслеповатыми глазами в лица незнакомых ей людей.

— Люся, сказала, чтобы мы вошли в дом, пока она прибирает в бане, — известил её Евгений.

— А-а-а, — протянула с пониманием старая женщина. — В бане должен быть порядок. Дочка у меня молодец, у неё всегда чисто. Она всё отскоблит до белизны, петли салом смажет, чтобы двери не скрипели.

Если в бане грязно, то это может не понравиться баннику, и он в отместку не добавит здоровья, а наоборот убавит…

— Пётр наш раньше был не верующим. Он не верил ни в банника, ни в домового, — продолжила повествовать старая женщина, пока сам не убедился.

Однажды они со своим другом Васькой пили в бане и богохульствовали. И как только из их ртов послышалось непотребное, баня взяла да и треснула, да так сильно, что окошко лопнула и дверь заклинило. А баня была добротная, и простояло с десяток лет — усела, одним словом.

— Теперь, когда он из бани выходит, то всегда выходит не спиной, а лицом в знак уважения к баннику. А его друг Васька вообще перестал к нам более в баню хаживать, видно напугался сильно, — рассмеялась беззубым ртом старая.

В избу вошла Люся.

— Баня готова, — с порога объявила она. — Кто из вас пойдёт первым?

— Володя, иди в баню первым, — предложил Евгений, — а я уж потом…

Володя взглянул на него.

— Может быть, вы…?

— Нее. Давай ты и ничего там не бойся, — улыбнулся Евгений.

Люся с недоумением посмотрела на них.

— Это я гостям нашим о баннике рассказала, — рассмеялась её мать, — вот они и меж собой шуткуют.

— Ну, ты, мама, даёшь. Идите, гости дорогие, смело, банник у нас хороший…

Володя ушёл в баню, а Евгений подошёл к окну. Взгляд его уткнулся на пустынную деревенскую улицу, на которой помимо деревенских собак, да нескольких мальчишек, катающихся с ледяной горки, никого не было. На сердце защемило, вспомнились детские годы, отчий дом, молодые отец и мать…

На улице основательно пуржило. Это хорошо, — подумал с удовлетворением он, — снег заметёт наши с Володей следы около дома и его подельники не заподозрят, что он помог мне бежать.

Взгляд его скользнул по стене и наткнулся на семейные фотографии, висевшие по обукновению в деревянных рамках на стенных проёмах между окнами.

— Это ваш сын? — спросил он, указав на рослого парня в пограничной форме, сфотографированного на фоне до боли знакомого ему пейзажа.

— Да, это мой старший сын Павел, он служил в пограничных войсках в Даурии, а затем его направили воевать в Афганистане.

Как много же нас, проливавших кровь в чужой стране, — невесело подумалось Евгению.

— А в каком отряде был ваш сын?

— В Термезском пограничном отряде, в десантно-штурмовой маневренной группе…

— В моих соседях, значит был. Домой вернулся нормальный, не побитый?

— Да какой там, — всплеснула рукой мать, — израненный весь пришёл, но, слава богу, живой.… А я вот вижу, вас сильно покалечило — на крыльцо с помощью друга взбирались…

— Да, покалечило меня в тех же краях, где и вашего сына. Я служил в Тахта-Базарском пограничном отряде…

— А много, Женя, в вашем погранотряде погибло ребят? — спросила мать.

— За девять лет войны погибло пятьдесят три пограничника, — с комом в горле произнёс он. — В тот год, как мне потерять ногу, погибло семь человек.