Землянки и блиндажи соединяли между собой аккуратные переходы. На пересечении ходов, как это бывает на дорогах, стояли аккуратные полосатые столбики, на которых висели указатели: «Мастерская оружия — 250 м», «Хозчасть — 320 м», «Полевой госпиталь — 410 м», «Ремонт обуви — 390 м».
Ниже, без затей, синим карандашом было приписано: «Вторая траншея налево». Это чтобы не заблудиться, а уж если кто и свернул не туда, то всегда отыщется добрая душа, которая укажет верный маршрут.
Пронумерованы были даже землянки и блиндажи: у дверей на черных, аккуратно вырезанных табличках виднелись цифры.
Старшина Щербак миновал расположение второго батальона, прочел на полосатом столбике: «Штаб полка — 230 м по правому переходу». Протопав по переходу, увидел большой блиндаж, огороженный колючей проволокой, с часовым возле входа.
— К майору Карнаухову, — объявил старшина, показывая «Солдатскую книжку».
Часовой отступил на шаг в сторону, пропуская Богдана. Старшина зашагал к дубовой двери по тропинке, уложенной темно-серой галькой.
Большое помещение блиндажа было разделено на четыре отсека, главный из которых занимал майор Карнаухов.
— Разрешите? — спросил старшина, шагая в проем.
Кроме майора Карнаухова в блиндаже присутствовали командир роты капитан Сухарев и санинструктор Катя Измайлова, миловидное существо при начальнике разведки полка. Она писала за небольшим столом в углу блиндажа письмо. На передовой санинструктор не была ни разу, но красивую грудь ее уже украшал орден Красного Знамени. Откуда появилась награда — непонятно. Таких называют «военно-полевая жена». На войне и мужику непросто, а что уж говорить о женщине? Так что, наверное, ее можно понять и оправдать.
Девушка задержала взгляд на вошедшем и вновь принялась за письмо.
— Почему в таком виде, товарищ старшина? — строго произнес майор. — Вы подаете плохой пример красноармейцам…
— Виноват, товарищ майор.
— …воротник расстегнут, ремень висит, гимнастерка не знаю во что превратилась. А сапоги на вас такие, будто вы в них дерьмо месили!
— Товарищ майор, я не с танцулек вернулся, а в разведку ходил. — Богдан почувствовал, как внутри него закипала злоба. Главное, удержаться, не дать ей вырваться наружу. — Половину пути мне пришлось ползти на брюхе. Постираться не успел.
— Капитан, — повернулся Карнаухов к командиру роты, — у вас в полковой разведке все такие говорливые?
— Никак нет, товарищ майор. Старшина Щербак устал…
— Послушайте, капитан, я вижу, в вашем подразделении очень скверно обстоят дела с дисциплиной. Что будет в армии, если каждый боец начнет высказывать свое мнение. — И, повернувшись к старшине, потребовал: — Сначала приведите себя в порядок, потом будем разговаривать.
— Есть привести себя в порядок!
Старшина подтянул ремень, заправил гимнастерку, застегнул пуговицу на вороте и, распрямившись, посмотрел на рассерженного майора.
— Ты лучше вот что скажи, старшина, что за писульку ты мне передал? Какие такие ты там фальшивые позиции рассмотрел? — Подняв со стола аэрофотоснимки, майор, повысив голос, продолжил: — Вот только что получены данные воздушной разведки. Там, где вы показываете ложные позиции, на аэрофотоснимках видны сильно укрепленные рубежи. Доты, пушки, минометы… Эшелонированная оборона, колючая проволока в несколько рядов. И как мне все это понимать?
— Этого не может быть, товарищ майор. Я только что был там и своими глазами видел. Немцы готовят для нашей пехоты ловушку.
— Что же тогда получается? Летчики вводят нас в заблуждение и никаких позиций там не существует?
— Мне трудно сказать… Может, все дело в маскировке? Возможно, немцы таким образом сумели ввести нас в заблуждение. Мы подкрались к ложным позициям на расстояние двадцати метров, я видел все собственными глазами.
— Кто может подтвердить твои слова? — сурово спросил майор. — Где карта, на которую вы нанесли ложные и действительные немецкие позиции? Мне что, на Совет фронта с вашими бумажками идти? — он потряс над головой исписанными листами. — Кто мне поверит?
— Я все помню в точности, — заверил старшина, — могу проставить на карте все, что видел.
— Проставит он… Ты думаешь, что в штабе фронта недоумки сидят? Мне нужна карта, с которой ты ходил за линию фронта!
— Я написал в донесении, что я передал карту красноармейцу Строеву. Но он погиб, как и Калмыков. Вам придется поверить мне на слово.
— Поверить на слово, говоришь… — зло процедил Карнаухов. — А мне кто в штабе армии на слово поверит? А может, ты там и не был? — сурово спросил майор. — Может, ты все это выдумал? Страшно стало через линию фронта переходить, вот ты и пристрелил своих бойцов, а сам все это время под кустом просидел. Как ты можешь доказать обратное?