Димыч схватил Володина за плечи и тряхнул, как тряпичную куклу. Тот ударился спиной о ребро спинки и заговорил быстро-быстро, испуганно глядя на разъяренного Захарова:
— Я не душил никого, не может там быть моих отпечатков, я эту веревку даже не трогал, нет там отпечатков.
— Не душил? Просто рядом постоял, да? Ты ей записку написал?
— Не знаю я никакой записки, — Володин окончательно пришел в себя и завел прежнюю песню. — Я жаловаться на вас буду. Это произвол.
— Надоел ты мне с жалобами и произволом, — сказал Димыч, расстегивая кобуру.
Он достал пистолет и помахал им перед Володинским носом. Очень убедительно помахал, если бы я не знала заранее, что пистолет газовый, решила бы, что Захаров решил пристрелить строптивца. Или, как в кино, приставить пистолет к затылку и узнать все, что требуется.
Димыч, кстати, почти так и поступил. Поднял пистолет и ткнул им Андрюше в лоб.
— Я тебя пристрелю сейчас без всяких санкций, — пообещал он вкрадчиво. — А труп за борт сброшу. Скажу, что ты стал очередной жертвой корабельного маньяка.
— Э-э-э, — Володин отодвинулся, насколько это было возможно в его положении, и даже попытался схватиться за пистолет руками.
Димыч попытку пресек, ударив его по руке, а ствол вдавил в лоб посильнее.
— Погоди, — Вадим поднялся со своего места и подошел к теплой компании. — На фига нам шум? Да еще кровью все забрызгаешь, отмывать потом. И не узнаем мы ничего, если ты его пристрелишь. У меня другая идея есть. Я сейчас, пару минут.
Вадим бодро пошел в мою сторону.
Деваться мне было некуда, убегать поздно. Я скорчила жалобное лицо, так, на всякий случай, и стала дожидаться, когда меня обнаружат.
Обнаружили меня быстро. Вадим даже, как будто, и не удивился особо, увидев меня за углом. Молча взял за руку и вывел на всеобщее обозрение.
— Те же и неугомонная Наталья, — объявил он торжественно.
Димыч обернулся ко мне. Пистолет он так и держал перед собой, поэтому теперь уже я почувствовала себя очень неуютно, разглядывая направленный на меня ствол. Попытавшегося встать Володина, он, не глядя, придавил рукой к сиденью.
— Я же тебе сказал в каюте сидеть.
Я понуро кивнула головой. Спорить не хотелось. Хотелось остаться и поприсутствовать. Только страшновато было, что это за идея у Вадима родилась. Предчувствия у меня какие-то нехорошие.
Димыч велел мне сесть на скамейку и никак себя не проявлять. Так и сказал: «Если я тебя хоть замечу, лично отволоку в каюту и запру». Меня даже не перспектива быть запертой напугала, нет. Я представила подробно процесс волочения меня в каюту, с Димкиными ругательствами сквозь зубы, с попутными ударами об углы, некстати подвернувшиеся на пути, с ковровой дорожкой в коридоре, за которую я обязательно зацеплюсь ногой, чем вызову еще большее Димкино возмущение. Вот обязательно зацеплюсь, я же себя знаю. Поэтому я послушно села на теплую после Вадима скамейку и стала украдкой разглядывать Володина. Пялиться в открытую было неудобно.
Володин моему присутствию совсем не обрадовался.
— Надо было тебя еще в Савельевске ссадить, — прошипел он. — Вот вечно за свою доброту страдаю. И тебя, и Манукян. Сколько вы мне крови попортили.
Он говорил со мной, но смотрел мимо, куда-то вверх, как будто пытался заглянуть на среднюю палубу. А может, надеялся, что там, «этажом выше», кто-то есть, и этот кто-то его услышит и спасет, вырвет из лап озверевшего Димыча. А может, он тоже стеснялся разглядывать меня в открытую, вот и бурчал в сторону. Но все равно было обидно. Когда это я ему успела кровь попортить? Работала не хуже других, даже Карину одергивала и старалась лишний раз на глаза Володину не выпускать. И вот она благодарность!
Вадим вернулся с чемоданчиком. Вид у него при этом был зловещий. Он, кажется, специально делал зверское выражение лица. Ни дать ни взять, доктор Смерть. Даже на меня, успевшую за эти дни неплохо его узнать, это произвело впечатление. Что уж говорить о Володине.
Андрюша смотрел, не отрываясь, на чемоданчик и трясся мелкой дрожью. Я сначала приписала это сильному испугу. Даже подумала, что Вадим, пожалуй, перегибает палку, чего уж до инфаркта человека доводить? Врач все-таки, представитель самой гуманной профессии. Но потом пригляделась и поняла, что дрожит Володин, скорее всего, не от страха, а от холода. Одет он был только в футболку, а ветер сегодня холодный. И вообще, мы уже на севере, здесь даже летом надо одеваться теплее.
— Ему холодно, — сказала я тихонько и показала глазами на пленника.
— Сейчас согреем, — пообещал Вадим, ухмыльнувшись.
Он поставил чемоданчик на скамейку рядом со мной, открыл, любовно оглядел содержимое и, потирая руки, сказал:
— Ну-с, приступим!
Первым делом он вытащил из кармана куртки пару синтетических ремней. Судя по болтающимся на них застежкам, это были ремни от спортивных сумок. Он протянул их Димычу и предложил:
— Давай только привяжем клиента. Для верности. А то всяко может случиться.