След на воде

Димыч окончательно выдернул у меня рукав и велел на глаза ему сегодня вечером не попадаться. Лучше вообще в каюте посидеть.

Как же, нашел дурочку. В каюте меня сейчас ничто не удержит.

Но спорить с ним я не стала. Пробраться на корму не так сложно, обойдусь и без официального приглашения. Главное, чтобы он не стал допрашивать у себя в каюте. Там потруднее будет подглядывать.

Я кралась по палубе, а в голове вертелась какая-то ерунда. «Ночь опустилась на спящий город». Какой город? Какая ночь? Вместо спящего города мы имеем слегка притихший теплоход, а вместо опустившейся ночи — сплошное недоразумение. Именно недоразумение, иначе и не назовешь.

В первом рейсе, помню, я вообще спать не могла, когда начались эти самые белые ночи. Дней пять ходила, как сомнамбула. Даже, помню, пару бокалов опрокинула, хорошо хоть не на туристов. Отказывался организм отключаться, хоть ты тресни. Потом привыкла, здесь все привыкают. Шторы плотные задергиваешь на окнах и спи себе.

Вот только прятаться тяжело, когда солнце вообще не заходит. Было бы темно, на корме бы фонарь горел, можно было наблюдать за происходящим, оставаясь в тени. А сейчас я вся как на ладони. Хоть и крадусь, прижимаясь спиной к стенке, но стоит Димычу выглянуть за какой-нибудь надобностью, и весь мой дерзкий план провалится.

Я задержала дыхание и сделала еще несколько бесшумных шагов. Ну, мне хотелось, чтобы они были бесшумными.

До кормы оставалось всего ничего. Даже голоса уже были слышны. Вот только разобрать, о чем говорят, пока не удавалось.

Я сделала еще пару шажков и вытянула шею.

— А поговорить нам все равно придется, — услышала я Димыча. — И чем раньше этот разговор у нас состоится, тем лучше. Для тебя лучше.

Повезло мне, что они на корме обосновались, а то пришлось бы сейчас под окном каюты торчать. Причем, «торчать» в прямом смысле не получилось бы. Пришлось бы на корточках сидеть все время. А это долго. Судя по всему, наш подозреваемый «колоться» не собирается.

— Ты пойми, дурашка, — говорил Димыч ласково, — я ведь и так все уже знаю. А чего не знаю, то из подельника твоего вытащу. Уж он-то ломаться не будет. Для него оказать помощь следствию — единственный выход. Так что, он поможет, не сомневайся. Только и тебя утопит. Сам соучастником пойдет, а ты — организатором. Надо оно тебе?

В ответ раздалось что-то невнятное, потом какой-то шорох и резкое Захаровское: «Сидеть!», от которого присела даже я, хоть Димыч меня видеть не мог, а значит и не мне это было адресовано. Что-что, а гаркнуть, как следует, он умеет. Может парадами командовать или демонстрации разгонять без всякого мегафона.

Я продвинулась вперед еще немного и, наконец, смогла увидеть все своими глазами.

На корме, напротив друг друга, стояли два пластиковых кресла, позаимствованных с верхней палубы. На одном, расставив ноги и опираясь локтями на колени, сидел Димыч. Он жмурился от дующего в лицо ветра и время от времени шмыгал носом. На втором креслице, вжавшись в спинку, сидел Володин. Очень бледный и с очень злым лицом. Когда у Володина случалось такое лицо, мы, официантки, обычно не ждали для себя ничего хорошего. Я и сейчас непроизвольно поежилась, ожидая разноса.

Но сейчас хозяином положения был все-таки Димыч. Поэтому Андрюша наш сидел смирно, после Димкиного окрика, и орать не собирался. Но и соглашаться, похоже, был не намерен.

— Я на тебя жалобу напишу, — пообещал он Димычу. — Ты тут вообще никто. Даже не при исполнении. Где у тебя санкции?

— Какие?

— Какие-нибудь, — растерялся Володин, но быстро пришел в себя. — Это произвол. Вы не имеете права меня арестовывать. Это незаконное задержание.

— Еще про похищение человека напиши. Это покруче будет, — посоветовал со скамейки Вадим. Он сидел там, сразу незаметный, и курил, прикрывая сигарету от ветра ладонью. — А то незаконным задержанием сейчас и не удивишь никого. А ты на жалость дави.

— На жалость тут дави, не дави — бесполезно. Все улики же против него. Отпечатки пальцев, опять же.

— Какие отпечатки? На чем? — заорал Володин, выходя из себя. Как все блондины, он легко краснел и сейчас сидел просто бордовый.

— На веревке! — заорал в ответ Димыч. — Которой девчонку задушили.

— Какая веревка? Не было там веревки.

— А ты откуда знаешь, что не было? Ты же ничего не видел.

Володин замер испуганно, но потом шумно сглотнул и взял себя в руки.

— Рассказывали.

— Кто? — Димыч смотрел на него в упор и даже слегка надвинулся сверху, заставив еще больше вжаться в спинку шаткого кресла. — Кто тебе рассказал, что мы нашли, а что нет?

— Нечипорук рассказывал. Он был там, когда вы ее нашли. И никакой веревки не видел.

— Правильно, потому что мы нашли ее совсем не там. Ты же прекрасно знаешь, что веревку вы вместе с убитой не оставили. Веревку мы позже нашли, и на ней твои отпечатки.

— Нет там моих отпечатков, — заголосил Андрюша. — Я жаловаться буду. Нет моих отпечатков на веревке.

— Как же нет, когда ты этой самой веревкой девчонку задушил?