— Да ни зачем. Я злая на нее была, хотела проучить как-то, отомстить. Но чтобы не знали, что это я. Думала, пусть помучается, попереживает — меньше будет по сторонам пялиться, глазастая наша. Вот и взяла. Хотела отдать потом, через пару дней. И не успела. А теперь получается, что это я Каринку убила. А это не я. Не я это! Не я!
— Да никто на тебя и не думает, — я старалась говорить как можно убедительней, потому что не нравилось мне очень Светкино состояние. Она как будто не слышала меня вовсе, а только повторяла это свое: «Не я это! Не я!»
— Если хочешь знать, Димка сразу сказал, что записки этой не должно было быть по логике. Что тому, кто золото взял незачем с Кариной встречаться. Никто на тебя не подумает, не бойся.
Светка раскачивалась из стороны в сторону, так, что я даже испугалась, что она стукнется головой о переборку, и сипло шептала, как заведенная:
— Это не я! Я не убивала! Не я! Не я! Не я…
Я поняла вдруг, что Зотова меня не только не слышит, но и не видит, похоже. И говорит не со мной, а просто шепчет эти свои «не я», как заклинание.
Я кинулась к двери, чтобы позвать Димыча. Пусть он сам ей скажет, что в убийцы ее записывать не собирается.
Они с Вадимом вломились в каюту с такими лицами, словно и правда собирались меня спасать от компании маньяков. Правда, Вадик тут же и вышел обратно, оценив обстановку, а Димыч потребовал подробностей в свойственной ему манере.
— Что за фигня? — поинтересовался он, указывая глазами на сотрясающуюся от рыданий Светку.
Объяснить я ему ничего не успела, потому что вернулся Вадим, на этот раз с чемоданчиком, и предложил нам обоим погулять минут пять за пределами каюты.
Мы вышли, но гулять никуда не пошли, остановились здесь же, подперев спинами стену, и я рассказала Димычу в чем причина Светкиной истерики.
— Ну, вот, я же говорил, что с запиской лажа какая-то, — кивнул он удовлетворенно. — Не должен был тот, кто цацки взял, стремиться с потерпевшей встретиться. Так все и получается. Хоть золото нашлось — и то хорошо.
Тут открылась дверь, и появился Вадим. Мы ринулись к нему, но он остановил нас движением руки и сказал коротко Димычу:
— Я ей успокоительное вколол, так что, она заснет скоро. Но минут десять-пятнадцать у тебя есть. Можешь поговорить, только осторожненько. Состояние у нее не самое лучшее. И знаешь, я, конечно, не специалист, но не похожа она на убийцу, по-моему.
— Психологи все, куда деваться! — буркнул Димыч, скрываясь за дверью Светкиной каюты.
Мы с Вадиком посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли к выходу на палубу.
— Пошли, покурим, что ли, — предложил он, спохватившись. — Или воздухом подышим, после таких впечатлений.
Мы дышали воздухом уже минут пять, когда Вадим вдруг спросил:
— А почему мы стоим?
В последнее время я мало чему удивляюсь. Поэтому и ответила терпеливо и спокойно.
— Потому, что сесть здесь некуда. Мы же на главной палубе, здесь стульев нет. Хочешь курить сидя, поднимись хотя бы на среднюю.
— Да я не об этом! Теплоход почему стоит?
— Ах, теплоход! Так бы сразу и сказал. Рыбу покупают, скорее всего.
Вадик неожиданно воодушевился.
— А где покупают? Пошли посмотрим, пока Захаров занят. Хоть одним глазком взглянуть, какие они, браконьеры.
Тут теплоход тронулся с места и, постепенно набирая ход, двинулся в прежнем направлении.
— Опоздали мы браконьеров смотреть, — разочаровала я Вадика.
— Все равно пойдем. Поглядим, как рыбу разделывают. Кровища! — он скорчил зловещую физиономию и рванул на корму.
Кровищи на корме, и правда, было достаточно. Четверо мужиков привычными движениями надрезали, вспарывали, вываливали прямо на палубу требуху. Уже выпотрошенные рыбины лежали бревнами в сторонке, готовые к заморозке.
Ближе всех к нам оказался развеселый санмеханик дядя Вася. Крепкий, усатый, прямо не человек, а персонаж плаката «Речник — это звучит гордо».
Сейчас дядя Вася выглядел, как палач из ужастика. Руки в крови по локоть, а лицо довольное.
— Смотри, какой «улов»! — поделился он со мной радостью. — А то боялись, что из этого рейса вообще без рыбы придем.
— Да уж совсем-то не пришли бы, — поддержала я разговор, — немножко-то купили все равно.
— Да где это «немножко»? Сегодня первый раз покупаем. Зато, сразу вон сколько. Гляди, какие красавцы!
На «красавцев» я вежливо взглянула, чтобы не обижать дядю Васю. Но сосредоточиться на восторгах не могла. Все время думала, как там Димыч со Светкой беседует. Да еще одна мысль вертелась в голове, но никак не получалось ее сформулировать. Что-то важное, а понять трудно.
— Ну, теперь затарились, — ворковал дядя Вася, укладывая свежеразделанную рыбину рядом с двумя другими. — А то ни одной лодки уже который день, хоть плачь. Чуть без рыбки не остались.
Я смотрела на страшную осетринную голову, смотревшую на меня тусклыми глазами, и пыталась понять, что мне не нравится во всей этой истории с рыбой. Нет, ну что браконьерство — это плохо, я знаю. Спасибо Димычу, что еще разок напомнил. А вот что не так именно в этой вот рыбьей голове, на которую я зачем-то уставилась? Или в дяде Васе?