След хищника

Все мы в то мгновение стояли во дворе у Попси. Алисия медленно прохаживалась вместе с Мирандой и рассказывала ей о каждой лошади, к которой они подходили. Доминик уже достаточно пришел в себя, чтобы стоять на земле, хотя все время держался за Мирандину юбку и при приближении любого чужака норовил залезть ей на руки. Он по-прежнему ничего не говорил, но день ото дня, по мере того как страх медленно покидал его, все более похоже было, что он вот-вот заговорит.

Мы с Попси шагали следом за девушками. Повинуясь внезапному порыву, я сел на корточки рядом с Домиником и спросил:

– Хочешь на мне покататься?

Миранда ободряюще подняла Доминика и посадила его мне на плечи верхом.

– Держись за волосы Эндрю, – велела Алисия, и я почувствовал, как маленькие пальчики сжали мои пряди. Я выпрямился. Я не видел лица Доминика, но все остальные улыбались, потому я просто медленно пошел вдоль денников, чтобы он мог видеть их обитателей.

– Хорошие лошадки, – сказала Миранда с некой тревогой в голосе. Большие лошадки, посмотри, милый.

Мы завершили круг по двору, и, когда я поднял Доминика, чтобы поставить его на землю, он протянул ручки, просясь на мои плечи снова. Я посадил его на левую руку. Мое лицо находилось на одном уровне с его.

– Ты хороший мальчик.

Он уткнулся мне в шею, как Миранде, и прошептал мне на ухо одно-единственное тихое слово:

– Эндрю.

– Верно, – сказал я, показывая на Миранду. – А это кто?

– Мама, – еле слышный шепот, хотя и четкий.

– А это?

– Лисия.

– А это?

– Попси.

– Очень хорошо. – Я на несколько шагов отошел с ним на руках от остальных. Он не беспокоился. Я спросил обычным голосом:

– Что бы ты хотел к чаю?

После довольно долгой паузы он ответил все так же спокойно:

– Шоколадку.

– Хорошо. Получишь. Ты очень хороший мальчик.

Я еще немного отошел. Он оглянулся только раза два, чтобы проверить, тут ли Миранда, и я понял, что самое худшее миновало. Он еще будет видеть кошмары, у него еще будут приступы отчаянной беззащитности, но первый шаг сделан, и моя работа здесь была почти окончена.

– Тебе сколько лет, Доминик? спросил я.

Он немного подумал.

– Три, – уже более громко ответил он.

– А с чем бы ты хотел поиграть?

Молчание.

– С машинкой.

– С какой?

– Ди-ду, ди-ду, ди-ду, – звонко пробибикал он мне на ухо две ноты, явно подражая полицейской сирене. Я засмеялся и обнял его.

– Она у тебя будет, – сказал я.

Возвращение Алисии к скачкам оказалось нерадостным. Она закончила дистанцию последней и вернулась бледная-бледная.

Сама скачка – пять фарлонгов для двухлеток – промелькнула для меня в мгновение ока. Едва-едва она выехала на старт – припавшая к шее лошади фигурка в ярко-красном камзоле, – как через секунду все восемнадцать лошадей стартовали, и вот они уже бегут. На миг мелькнул красный камзол и, словно сбитый радужной волной, остался позади. Алисия выпрямилась в седле, миновав финишный столб, придержала коня, переведя его на шаг.

Я пошел туда, где спешивались все, кроме четырех первых. Там угрюмые хозяева лошадей и тренеры выслушивали бесстрастные рассказы жокеев, уже устремленных мыслью в будущее, о преследовавших их неприятностях и неудачах.

Я краем уха слышал обрывки их разговоров, ожидая Алисию.

– Не пошел, когда я стал подгонять его...

– Не мог работать на ходу...

– Ушибся... зажали... вытеснили...

– Еще жеребенок...

– Подался влево...

Майк Ноланд стоял один, без владельцев, и бесстрастно смотрел на приближающуюся Алисию. Затем погладил лошадь по загривку и критически осмотрел ее ноги. Алисия возилась с застежками на ремнях, которые Ноланд в конце концов помог ей расстегнуть.

– Спасибо... Извините... – все, что она сказала ему. Он кивнул и похлопал ее по плечу – вроде бы так. Алисия не заметила меня и поспешила в весовую. Прошло добрых двадцать минут, прежде чем она вернулась. Она была по-прежнему бледна. Худенькая, сжавшаяся, дрожащая и жалкая.

– Привет, – сказал я.

Она повернула голову и остановилась. Выдавила улыбку.

– Здравствуй.

– В чем дело? – спросил я.

– Ты же видел.

– Я видел, что лошадь была недостаточно быстрой.

– Ты видел, что все мое былое мастерство пропало.

Я покачал головой.

– Нельзя ожидать от прима-балерины, чтобы она устроила галавыступление после того, как три месяца не была на сцене.

– Это совсем другое.

– Нет. Ты слишком многого хочешь. Не будь такой... такой жестокой к себе.

Она несколько мгновений смотрела на меня в упор, затем отвела взгляд, ища другое лицо.

– Ты не видел тут где-нибудь Майка Ноланда?

– Сразу после скачки видел, потом – нет.

– Он будет взбешен, – несчастным голосом сказала она. – Он никогда не даст мне другого шанса.

– А он ожидал, что его лошадь выиграет? – спросил я. – На нее ставили примерно двадцать к одному. Даже и близко не лежало к фавориту.

Она снова посмотрела на меня. По лицу ее скользнула улыбка.

– Я и не знала, что ты играешь на скачках.

– Я и не играл. Просто ради интереса глянул на букмекерские доски.